Отправлено: 18.02.08 19:06. Заголовок: ДЮМА АЛЕКСАНДР (отец)
ДЮМА АЛЕКСАНДР (отец)
Вступление Однажды ранним утром 1823 года во двор парижской гостиницы «Великие августинцы» вошел молодой человек, явно прибывший из провинции. Вид у него был гордый и независимый, а в карманах — ни единого су. Вместо платы он предложил хозяину четырех зайцев, двенадцать куропаток и двух перепелок, которых настрелял в лесах возле своего родного городка Вилле-Коттре. Юноша был сыном генерала Дюма, прославленного в наполеоновских походах и умершего в бедности, а также внуком маркиза Дави де ла Пайетри и черной рабыни с острова Гаити. Юный Александр не знал почти ничего, кроме основ латыни, но был силен, как Геркулес, умел превосходно стрелять и фехтовать, был влюблен в театр и верил, что рано или поздно покорит мир, — если не как воин, то как поэт...
Десять лет спустя Драматург Александр Дюма, автор нашумевших пьес «Генрих III и его двор» и «Антони», вместе с Виктором Гюго заставивший публику рукоплескать новой романтической драме, устраивал у себя бал-маскарад. На него съехался «весь Париж» — писатели, художники, актеры, музыканты, светские дамы, политические деятели. Стены квартиры, обтянутые холстом, расписали самые знаменитые живописцы. Дичь для стола Дюма и его друзья настреляли в королевских лесах. Актеры Комеди Франсез пришли в костюмах героев пьес А. Дюма и В.Гюго. Эжен Делакруа изображал Данте, Альфред де Мюссе был в платье шута, Россини — в наряде Фигаро. За молодежью с улыбкой наблюдал генерал Лафайет. Все смеялись, шутили, плясали до утра. Казалось, сама молодость Франции танцует, полная надежд... И душой этого фантастического карнавала был Александр Дюма.
Двадцать лет спустя, или Каторжник пера За эти годы А.Дюма, не переставая писать пьесы, добился ошеломляющего успеха в новом жанре — исторического романа и романа-фельетона. Парижские газеты стали публиковать в своих подвалах романы «с продолжением» из номера в номер. И это был тот случай, который Дюма сумел «ухватить за вихор». Захватывающий сюжет, стремительное действие, краткие и выразительные портреты героев, блестящий диалог, в котором реплики скрещиваются, как шпаги, — всем этим Дюма овладел в совершенстве, а жесткие требования издателей только подстегивали его талант. Но главное все же было в другом. Исполняя свой замысел — рассказать пятисотлетнюю историю Франции в серии романов — Александр Дюма смог вдохнуть жизнь во всех этих давно ушедших людей и события. Положа руку на сердце, кто кроме ученых-историков вспомнил бы о королях Людовике XIII и даже о Людовике XIV, о кардиналах Ришелье и Мазарини, если бы их трон и власть не поддерживали (а порой и расшатывали — это уж как им вздумается) лихие мушкетеры? («Три мушкетера», «Двадцать лет спустя», «Виконт де Бражелон...»). Какая сила могла бы заставить нас читать об ужасах Варфоломеевской ночи, если бы не роман «Королева Марго»? И (если заглянуть вперед) далеко не каждый задумался бы о поразительном сходстве судеб Французской революции и революции русской, равно великих и чудовищных, если бы не книги Дюма «Анж Питу», «Графиня де Шарни», «Шевалье де Мезон-Руж». Почти непрерывно (и часто одновременно) из под пера этого невероятного человека выходили и романы, основанные на современном материале, из которых самый прославленный — «Граф Монте-Кристо»; исторические сочинения — «Галлия и Франция», «Карл Великий», «Генрих IV», «Людовик XIV и его эпоха», «Наполеон I»; повести, новеллы, фельетоны; много томов «Путевых впечатлений» и много томов «Мемуаров» и, в довершение всего — «Большая кулинарная энциклопедия»... Короче, самое полное собрание сочинений Дюма составляет 301 том! Вы задыхаетесь, не так ли? Вы спрашиваете, как это возможно, пусть даже ему помогал целый штат секретарей и соавторов? Все очень просто. Надо быть Александром Дюма и, время от времени покидая своих шумных гостей и роскошные комнаты, — писать где-нибудь наверху за столом из некрашеного дерева, писать красивым почерком по 10-14 часов в сутки. Вот и весь секрет.
Странствия Синдбада-Морехода Жажда новых впечатлений и любопытство к жизни людей в разных краях заставляли Дюма много путешествовать. В юности он исходил пешком весь юг Франции. Первые страницы своих «Путевых впечатлений» он написал в Швейцарии. Италия и Греция, Египет и Турция, Испания и Алжир... В 40-е годы слава Дюма уже так велика, что к берегам Алжира и Туниса он приплывает на военном корабле, предоставленном ему по распоряжению министра просвещения. Министр надеялся, что очерки Дюма привлекут внимание к этой неизведанной стране. В 1858-59 гг. писатель совершил путешествие по России (известной в те годы европейцам не намного больше, чем Алжир) и объехал ее из конца в конец — от Санкт-Петербурга до приволжских степей и Кавказа. Надо ли говорить, что по Волге именитый француз и его спутники плыли на отдельном пароходе? В 1860-м Дюма на маленькой шхуне «Эмма» прибыл в Италию, встретился с Джузеппе Гарибальди и передал ему пятьдесят тысяч франков на вооружение и обмундирование армии. Вступив с гарибальдийцами в Неаполь и изгнав оттуда Бурбонов, Дюма прожил там несколько лет. Он руководил раскопками Помпеи, издавал газету, работал над книгами «Гарибальдийцы» и «Сан-Феличе», попутно изучая нравы и происхождение местных разбойников. Из путешествия по Австрии и Германии в 1866 году постаревший, но не утративший остроты взгляда писатель привез роман «Прусский террор» — пророческую книгу, к предупреждениям которой, однако, никто не прислушался. В 1870-м, впервые в жизни чувствуя себя усталым и разбитым, Дюма отправился на юг Франции и там узнал о начале франко-прусской войны. Потрясенный известиями о поражениях некогда непобедимой армии он заболел, слег и едва смог добраться до дома своего сына в Пюи. Там он вскоре тихо скончался, окруженный любовью и заботой близких. «Путешествовать — значит жить в полном смысле слова; значит забыть о прошлом и будущем во имя настоящего; дышать полной грудью, наслаждаться всем, овладевать творением как чем-то тебе принадлежащим; это значит — искать в земле никем не открытые золотые рудники, в воздухе — чудеса, которых никто не видел. …Многие прошли до меня там, где прошел я, и не увидели того, что увидел я, и не услышали тех рассказов, которые были рассказаны мне, и возвращались они, не наполнив своих рук тысячами поэтических подарков, освобожденных, порой с большим трудом, от пыли прошедших столетий». («Впечатления от путешествия по Швейцарии»)
Дюма и его герои Любой писатель вкладывает частицу себя в свои персонажи в той или иной степени. Дюма похож на всех своих главных героев разом. Он отважен, весел и влюбчив, как д'Артаньян; силен, наивен и тщеславен, как Портос; великодушен и благороден, как Атос (хотя и не так сдержан); щедр, как граф Монте-Кристо (хотя и далеко не так богат). Он способен прошагать пешком много миль, как Анж Питу; говорить на равных с неаполитанскими и корсиканскими разбойниками; гипнотизировать и лечить людей, как Джузеппе Бальзамо, граф Калиостро и еще многое другое... Писатель встречался с действующими лицами своих сочинений повсюду: в старинных хрониках, мемуарах, документах, хранящихся в исторических и полицейских архивах, и в самой жизни.Увлекаясь в процессе работы, он иногда забывал, что выдумал, а что было на самом деле.Видевшие Дюма за письменным столом вспоминают, как он смеялся и ссорился со своими героями, словно с живыми людьми. Наверно, поэтому живы до сих пор и его книги, которые читают во всех странах и на всех языках мира уже 150 лет.
Эпилог В Париже на площади Мальзерб, где была последняя квартира А.Дюма-отца, поставлен памятник писателю. Глыбу гранита с одной стороны окружают читатели с книгами в руках, а с другой — охраняет бронзовый красавец-мушкетер в шляпе с перьями и шпагой в руке. Дюма сидит на вершине, улыбаясь своей доброй улыбкой, как он улыбался до последнего часа, и, кажется, хочет напутствовать нас словами самого знаменитого своего героя, которыми завершается роман «Граф Монте-Кристо»: « Живите же и будьте счастливы, мои нежно любимые дети, и никогда не забывайте, что, пока не настанет день, когда Господь отдернет перед человеком завесу будущего, вся человеческая мудрость будет заключена в двух словах: "Ждать и надеяться».
Отправлено: 18.02.08 19:07. Заголовок: ДЮМА, КОТОРОГО МЫ НЕ..
ДЮМА, КОТОРОГО МЫ НЕ ЗНАЛИ "Наука и жизнь" №7, 1999 М. БУЯНОВ, президент Российского общества друзей Александра Дюма.
http://nkj.ru/archive/articles/9513/ Жизнь и творчество Александра Дюма (1802 - 1870) лишь в последние годы стали изучаться учеными: к сожалению, об этом наиболее публикуемом и читаемом писателе планеты больше распространялось легенд, чем проверенных данных. Исследователи столкнулись с множеством фактов, опровергающих досужие вымыслы. Дюма раскрылся в неожиданном свете. Оказалось, что это не только выдающийся романист, но и поэт, историк, экономист, публицист, путешественник, человек демократических взглядов, атеист, материалист, борец с суевериями и шовинизмом, здравый, взвешенный политолог. И к тому же кулинар.
Дюма очень хорошо готовил. Это подтверждают не только многочисленные современники, не только приводимые им в разных книгах описания разных блюд (например, в "Графе Монте-Кристо" рассказывается о приготовлении волжской рыбы; в "Кавказе" - шашлыка и так далее), но и... русские жандармы. С 22 июня 1858 года по 16 февраля 1859 года Дюма жил в России. За ним велось постоянное наблюдение, донесения отсылались самому Александру II, и тот их читал (!). Вот как, в частности, сообщал начальник 2-го корпуса жандармов генерал-лейтенант Перфильев своему начальству в Петербург, когда Дюма остановился в Москве: "В семействе Нарышкиных, где жил Дюма, его очень хвалят... Он имеет страсть приготовлять сам на кухне кушанья и, как говорят, мастер этого дела..." (последнюю фразу царь даже подчеркнул).
О том, что Дюма задумал "Большой кулинарный словарь", он сообщал еще в "Кавказе", написанном в последние месяцы пребывания в Российской империи. В дальнейшем он неустанно собирал кулинарные рецепты и конец 1869 - начало 1870 года потратил на завершение кулинарной книги. В марте 1870 года Дюма передал начинающему издателю Альфонсу Лемеру (1838-1912) объемистую рукопись, содержащую около 800 новелл на кулинарные темы.
Затем писатель отправился в Испанию, а когда вернулся в начале сентября 1870 года, его разбил инсульт, больше он уже не работал и в ночь с 5 на 6 декабря 1870 года скончался. Лишь в 1873 году "Большой кулинарный словарь" вышел в свет. Огромную роль в его подготовке сыграл Анатоль Тибо, позже прославившийся под псевдонимом Анатоль Франс.
В 1882 году из "Большого кулинарного словаря" был сделан экстракт и выпущен под названием "Малый кулинарный словарь". Обе эти книги прочно забыты новыми поколениями читателей.
Так продолжалось бы еще много десятилетий, если бы в Париже в 1987 году не переиздали "Большой кулинарный словарь. Но "Словарь" 1987 года и тем более издание 1873 года давно уже превратились в библиографическую редкость. Фактически "Словарь" 1987 года, выпущенный тиражом в несколько сот экземпляров, имеется в России только у пишущего эти строки: из этого "Словаря" взяты публикуемые в журнале тексты и иллюстрации к ним. (Попутно хочу отослать читателей, интересующихся жизнью Александра Дюма, к моим книгам: "По следам Дюма", "Дюма, гипноз и спиритизм", "Дюма в Дагестане", "Дюма в Закавказье" и "Маркиз против империи, или Путешествия Кюстина, Бальзака и Дюма в Россию".)
Я бы хотел обратить внимание читателей на то, что Дюма не был обжорой и даже гурманом, он ел мало, в пище был очень неприхотлив, придерживался диеты, не употреблял алкогольные напитки, кофе, табак, наркотики, вел исключительно здоровый образ жизни, много занимался спортом. Готовил он только для гостей и то очень редко, ибо дни и ночи писал, был, что называется, настоящим трудоголиком.
Женат Дюма был лишь один раз, да и то недолго, вскоре жена не выдержала его одержимости творчеством и покинула писателя; в марте 1859 года, когда Дюма только вернулся из России, она скончалась. От четырех разных женщин Дюма имел двоих сыновей и двоих дочерей (трое носили его фамилию). Род Дюма окончательно пресекся к середине 1960-х годов, ни одного потомка уже нет.
Быть хорошим кулинаром, составлять кулинарные книги не есть во Франции нечто странное. Это не чудачество и не способ убежать от лени. Французы всегда славились гастрономическими склонностями - не в пример американцам и русским, у которых нет культа изысканной еды. Во Франции не едят что попало и как попало. Французы всегда были законодателями мод по части как еды и косметики, так и одежды. Редкий французский писатель не приводил в своих книгах гастрономические сюжеты и рецепты. Поэтому книга А. Дюма в русле французских традиций - это тот жанр, который очень распространен на родине выдающегося писателя-кулинара Ансельма Брийя-Саварена (1755-1826), автора известнейшей "Физиологии вкуса".
В 1863 году Дюма посетил знаменитого кулинара Дени-Жозефа Вуилльмо, приготовившего пышный банкет во "Французском ресторане" на площади Мадлен для Александра Дюма и его друзей. Растроганный Дюма подарил кулинару свой портрет, сделанный в Тифлисе, а потом сочинил шутливое меню: вначале идет закуска, потом суп "по-букенгемски" или из "Могикан Парижа", к этому добавляются омары а ля Портос, говяжье филе а ля граф Монте-Кристо, пирожок а ля королева Марго. Потом десерт, раки а ля Д'Артаньян, сливки а ля королева Кристина и так далее.
В феврале 1859 года, то есть 140 лет назад, Александр Дюма покинул Россию. На русском материале он написал 19 книг из 456. Три книги были закончены, когда Дюма жил у нас. Здесь же он перевел восемь стихотворений и три повести Пушкина. Хочется отметить, что Дюма вообще очень много сделал для популяризации во Франции великого русского поэта. Но сейчас мы представляем лишь одну сторону творчества Дюма, сторону неизвестную и неожиданную.
Издательство "Арт-бизнес-центр", выпускающее самое полное и наиболее прокомментированное собрание сочинений А. Дюма, включило "Большой кулинарный словарь" в перечень публикуемых впервые на русском языке книг.
(Сведения из "Большого кулинарного словаря" А. Дюма будут даваться по алфавиту, но с сокращениями, в журнальном варианте.)
Во Франции решили перенести в Пантеон прах писателя, которого многие считают самым читаемым во всей истории человечества. Его поклонникам может казаться, что это надо было сделать давно. Но нет, не сделали. Асейчас есть и хороший повод: 24 июля исполняется 200 лет со дня его рождения. Из-за юбилея его имя привлекает еще больше внимания, чем всегда -- и на его родине, и у нас, в России. У каждого из нас с детства появился свой Дюма. Автор этого очерка рассказывает о своем.
Аполлон Давидсон
Сколько любимых книг, разодранных на растопку, пылало в наскоро сделанных печурках-буржуйках блокадного Ленинграда зимой сорок первого--сорок второго! До книг ли, когда от голода и холода погибли полтора-два миллиона ленинградцев... И все-таки у меня сохранились "Три мушкетера" -- еще от деда. Издательство Сытина, 1900 года, с рисунками Мориса Лелуара. Вот она и сейчас на полке стоит. С этой книгой Дюма вошел в мою жизнь. Прочел ее в 39-м. И сразу стал искать другие. Поиски много времени не заняли. Не пришлось даже выходить из квартиры -- естественно, по тем временам, коммунальной. В соседней комнате, за стенкой, была прекрасная библиотека. "Брокгаузовская двадцатка" -- Байрон, Шекспир, Пушкин, еще несколько классиков в двадцати роскошных томах издания Брокгауза и Ефрона. И там же, в этой комнате -- 144 тома иностранных писателей и добавление, еще 60 томов. Дешевые, на газетной бумаге, но первые на русском языке полные собрания Вальтера Скотта, Гофмана, Шпильгагена... Помнится, фамилия издателя (или редактора) была Пантелеев. А фамилия соседей по коммунальной квартире, тех, у кого было все это богатство, -- Набоковы. Тогда эта фамилия еще не звучала для меня так громко, как потом, когда их родственник прославился на весь мир. Среди прочих богатств у них было и Полное иллюстрированное собрание романов А. Дюма (отца) . Издательство П.П. Сойкина. В нескольких томах сохранились вкладыши -- рекламные листочки, на которых говорилось, что на русском языке никогда не было полного собрания сочинений Дюма. Это -- первое -- 84 книги. Что оно было первым -- это правда. Что полным -- нет. У Дюма на французском, как известно, несколько сот книг, а тут были объявлены только 84. У Набоковых, помнится, было томов двадцать. Как им удалось сохранить свою библиотеку? Их выслали из Ленинграда после убийства Кирова в 1934 году. Смерть Кирова использовали, чтобы выслать тысячи семей. Правда, на счастье Набоковых, их выслали не столь далеко -- в Уфу. И вернули сравнительно скоро -- по тем временам. Но как им удалось при этом сохранить библиотеку, мне не пришло в голову спросить. Да и расспросы вообще не были тогда приняты. Тем более, что и мой отец был тогда в ссылке, и не в Уфе, а куда дальше, и не на два-три года, а подольше. Набоковские книги Дюма я иногда давал своим одноклассникам, и те зачитывались ими не только по вечерам, но и во время скучных уроков, то и дело пряча под парту. Кто-то из моих сверстников недоумевал, как это Портос женился даже не просто по расчету, а дожидался, пока умрет муж его будущей жены, чтобы получить с вдовой и наследство. А благородный Атос повесил свою жену, даже не пытаясь узнать, вдруг клеймо-то на ее плече поставлено по ошибке. Арамис, безусловно, лицемерен, а д'Артаньян готов проткнуть шпагой чуть ли не первого встречного. Но все это не убавляло восхищения героями Дюма, хотя мы могли сравнивать их с теми, кто, казалось бы, вообще не имел недостатков. Это было время романа "Как закалялась сталь", книг о папанинцах, челюскинцах, Щорсе, об известных парашютистах. О пограничнике Карацупе (или Карацюпе?), который со своей верной собакой по кличке Ингус отлавливал бесконечную вереницу шпионов, непрестанно нарушавших советскую границы (много позже мы узнали, что зачастую это были не иностранные шпионы, а наши соотечественники, которые, забыв, что "граница на замке", пытались бежать от сталинского террора). Эти новые книжки причудливо перемежались в нашем чтении с теми дореволюционными изданиями, которыми были полны старые петербургские квартиры. "Золотая библиотека" -- красные с золотым теснением "Маленькие женщины", "Маленькие мужчины", "Таинственный сад", "Маленький лорд Фаунтлерей". Лидия Чарская -- "Княжна Джаваха", "Нина вторая", "Грозная дружина" (это о Ермаке). "Три венца" Авенариуса. Да и не только в старых квартирах. Прекрасная библиотека была в моей школе на Фонтанке -- бывшем Петровском коммерческом училище, потом 1-й образцовой школе Ленинграда, теперь школе № 206. Ее окончил академик Зельдович, один из создателей водородной бомбы. О том, какой школа была еще в двадцатых годах, рассказывал мне Аркадий Райкин; я учился у тех же учителей. Из библиотек изымали Зиновьева, Бухарина, Радека... До Чарской, Авенариуса и "Золотой библиотеки" руки не всегда доходили. Так что это мы читать могли. А совсем накануне войны стала выходить "Библиотека приключений". И одну из первых, а может, и самую первую, издали, наконец, "Три мушкетера". То-то радости нам, мальчишкам! После войны среди моих одноклассников владельцем лучшей библиотеки был сын дворника нашего дома. Из квартир, опустевших с гибелью жильцов, его полуграмотный отец какую-то часть книг относил к себе -- вдруг пригодятся детям. Что ж, хвала ему -- хоть что-то сохранилось. ...Все те книги, и Дюма, и те, что в моей памяти с ними как-то связаны, сейчас стоят перед глазами. Не только их содержание, но и пожелтевшие страницы, пожухшие от времени переплеты и корешки, засохшие цветы, которые когда-то в незапамятные времена оставил между листами. "Книжный шкап раннего детства -- спутник человека на всю жизнь. Расположение его полок, подбор книг, цвет корешков воспринимаются как цвет, высота, расположение самой мировой литературы. Да, уж тем книгам, что не стояли в первом книжном шкапу, никогда не протиснуться в мировую литературу, в мирозданье. Волей-неволей, а в первом книжном шкапу всякая книга классична, и не выкинуть ни одного корешка". С этими словами Осипа Мандельштама, думаю, согласится каждый из нас. Потом, в 43-м, до нашей страны дошел американский фильм о мушкетерах, где д'Артаньяна играл известный актер Дон-Амече. Фильм был шутливый, смешной. Успех у него был баснословный. И взрослым, и детям хотелось хоть на полтора часа отвлечься от тягот лихого времени войны. В позднесталинское время добрых слов о Дюма в печати не было. Правда, не вполне политкорректная Вера Панова могла в своей "Кружилихе" написать: "У Тольки сегодня большой день: пришла его очередь на "Графа Монте-Кристо" (не купить, конечно, -- это было невозможно, -- а очередь желающих прочитать). Но такое могло быть у писательницы, в повести, да и то вскользь. А в литературной критике, во всем, претендующем на научный подход, Дюма не дождался бы похвалы. Хотя, как известно, даже Карл Маркс читал его не без удовольствия, все-таки не вписывался Дюма в традиции социалистического реализма. В Ленинградском университете, где я учился, в 1947-м была защищена диссертация под таким названием: "К вопросу о кризисе буржуазно-исторического романа во Франции в 1830--40-х годах. Романы А. Дюма". Потом эта диссертация была опубликована. Так что романы Дюма -- это кризис. Так мы, бедные студенты, и должны были считать. Но те годы все же выпадали из российской традиции. Конечно, о нашей стране не скажешь, что даже русский роман появился под влиянием Дюма -- как в Бирме, где такую роль сыграл "Граф Монте-Кристо". Но интерес к Дюма появился больше 170 лет назад и с тех пор не ослабевал. Его пьесы переводились на русский язык при Пушкине, романы -- вскоре же после их выхода в Париже (А та читающая российская публика, что хорошо знала французский, не нуждалась и в переводах). В журнале "Москва" о Дюма писали в 1834-м. Да какие только журналы и газеты не спорили о нем! В 1847-м появилась статья под забавным названием: Животно-магнетический сеанс у господина Дюма". В журнале "Нива" у Александра Дюма усмотрели мудрость жизни и посвящали в ее секреты своих читателей. Гуляй ежедневно два часа и спи ночью семь часов. Проснувшись утром, вставай немедленно. Говори только тогда, когда это необходимо и высказывай только половину того, что думаешь. Не пиши того, чего не можешь подписать. О деньгах не думай ни очень высоко, ни очень низко, потому что деньги очень хороший слуга, но худой хозяин". С какими только сферами жизни ни связывали его творчество! Вот названия статей, изданных в нашей стране в XIX и ХХ веках: "Этическая логика событий в романах А. Дюма". "Концепция Провидения в творчестве А. Дюма". "Александр Дюма о декабристах". "Быт в творчестве Александра Дюма". "Особенности психологического мастерства А.Дюма". "А.Дюма о революции как народной трагедии". "Александр Дюма и воспитательная работа с подростками". "Использование творчества А.Дюма и Ж.Верна в личностно ориентированной психотерапии подростков". "Роль юмора и формы его проявления в произведениях А.Дюма". "Юмор и ирония в произведениях Дюма". "Картинная галерея Дюма-отца". Дюма-отцу посвящены очерки "Романтика подвига и дружбы", "Искусство вечно изумлять" и даже "Французская кухня". Не было ни одного юбилея Дюма, на который не откликались бы в нашей стране. В 1902-м в связи со столетием со дня его рождения "Вестник иностранной литературы" и журнал "Огонек", который был тогда приложением к газете "Биржевые ведомости", опубликовали манифест, с которым обратился Дюма к французским избирателям во время выборов 1848 года. Документ действительно любопытный. Дюма, которому было тогда 46 лет, перечислил свои заслуги перед народом. "Рабочие! Я являюсь кандидатом в депутаты и прошу вас подать за меня ваши голоса. Вот мои права и заслуги: не считая 6 лет, потраченных мною на образование, 4 лет службы нотариусом и 7 лет службы чиновником, я работал в течение 20 лет по 10 часов в день, что составляет 73.000 часов. В течение этих 20 лет я написал 400 томов сочинений и 33 драматических произведения. Помянутые 400 томов были отпечатаны в количестве 4.000 экземпляров каждый и проданы по 5 франков за штуку. Это составляет сумму в 11.385.600 фр., которая распределилась следующим образом: наборщики получили 264.000 франков, типографщики 528.000 фр. продавцы бумаги -- бЗЗ.000 фр., переплетчик -- 120.000 фр., книгопродавцы -- 2.400.000 фр., комиссионеры -- 600.000 фр., читальни 4.580.000 фр., рисовальщики 28.000 фр. Считая дневной заработок равным 3 фр., а год равным 300 рабочим дням, я могу оказать, что мои книги в течение 20 лет давали хлеб 692 лицам". Затем Дюма так же подробно перечислил, кому принесли материальную пользу 35 его пьес, каждая из которых была поставлена в среднем по 100 раз. Сколько на этом заработали владельцы и директора театров, статисты, служители и пожарные, портные, музыканты, торговцы осветительными материалами, контролеры, парикмахеры, даже те, кто зарабатывал "на чай". И торжественно заключил: "Таким образом, мои книги и драмы дали работу 2.160 лицам. В это число еще не входят бельгийцы-плагиаторы и иностранные переводчики". К 120-летию со дня рождения Дюма, в 1922-м, Луначарский опубликовал в петроградской "Красной Ниве" очерк "Александр Дюма как директор театра". В 1927-м "Красная Нива" отметила и 125-летие. 175-летие, в 1972-м, -- журнал "Семья и школа". В начале 90-х, когда открылись многие шлюзы, стало выходить 35-томное собрание сочинений -- и тиражом миллион экземпляров каждый том. А в 1992-м возникло Российское общество друзей Дюма. А как Дюма относился к нам, к нашей стране? России посвящен один из его романов, сравнительно ранних, во всяком случае за четыре года до "Трех мушкетеров", в 1840-м. Назывался -- "Учитель фехтования". Сюжет -- судьба декабриста. Совершенно конкретного -- Ивана Анненкова и его жены, француженки Полины Гебль. Это первый в мировой литературе роман о декабристах. О поездке в Россию Дюма мечтал много лет. Но при Николае I об этом не могло быть и речи -- "Учитель фехтования" был запрещен самим императором (издан по-русски только в 1925-м, в связи со столетием восстания декабристов). При Александре II путешествие состоялось. Да еще какое! С 22 июня 1858-го -- Петербург. Затем -- Москва, Рыбинск, Кострома, Нижний Новгород, Казань, Саратов, Камышин, Астрахань, Кизляр, Казачьи станицы Северного Кавказа, аулы Дагестана, Дербент, Баку, Тифлис, Кутаиси, Поти. Сколько перевидал Дюма! Сколько самых разных людей встретил, даже моего любимого поэта -- Алексея Константиновича Толстого. Разве только с Шамилем не удалось поговорить, хотя Дюма этого очень хотел. Услышанного и увиденного хватило потом на несколько книг. Перевел на французский стихи Пушкина, Лермонтова, Некрасова... русские повести, рассказы. Подробнейшим образом описал смерть Пушкина. Казалось бы, чего только ни привелось ему узнать почти за девять месяцев этого путешествия! Но вот чего он не увидел ни тогда, ни потом. Так никогда и не узнал. Подборка документов с грифом "Секретно". Общее название: "Об учреждении надзора за Александром Дюма". Документов много. Вот например: "18 июля 1858 г. Г. Начальнику 2-го Округа Корпуса Жандармов. Известный Французский писатель Александр Дюма (отец), прибыл в недавнем времени из Парижа в С. Петербург, намерен посетить и внутренние губернии России, для каковой цели собирается в Москву. Уведомляя о сем Ваше Превосходительство, предлагаю Вам, во время пребывания Александра Дюма в Москве, приказать учредить за действиями его секретное наблюдение и то, что замечено будет, донести мне в свое время. Генерал-Адъютант, подполковник Князь Долгоруков". А вот другой -- это уже отчет. "25 сентября 1858 г. Секретно. От Начальника 2-го Округа Корпуса Жандармов. 67. Москва. Сентября 18 дня 1858 года. О Французском писателе Дюма. Во исполнение секретного предписания Вашего Сиятельства я имею честь донести, что французский писатель Дюма (отец), с приезда своего в Москву, в июле месяце сего года жил у г. г. Нарышкиных, -- знакомых ему по жизни их в Париже; многие почитатели литературного таланта Дюма и литераторы здешние искали его знакомства и были представлены ему 25 июля на публичном гулянье в Саду Элдорадо, литератором Князем Когушевым, Князем Владимиром Голицыным и Лихаревым, которые постоянно находились при Дюма в тот вечер; 27-го же Июля в означенном саду в честь Дюма устроен был праздник, названный ночь Графа Монте-Кристо. Сад был прекрасно иллюминирован и транспарантный вензель А. Д. украшен гирляндами и лавровым венком. В тот день в честь Дюма Князь Голицын давал обед, и оттуда прямо Дюма приехал на праздник в Элдорадо; в этот вечер с ним были двое Нарышкиных, живописец Моне и М-м Вильне, сестра бывшего в Москве французского актера, которая, как говорят, постоянно путешествует вместе с Дюма. В Москве Дюма посещал все достопримечательности и ездил в предместия Москвы; в начале Августа с сыновьями Генерала Арженевского он ездил в имение отца их, находящееся близ Села Бородина, где осматривал памятник и бывшие в 1812 г. Батареи; был в Спасо-Бородинской Пустыне, в Колоцком Монастырском Бородинском Дворце, который в то время отделывался в ожидании Высочайшего приезда Императорской фамилии. В семействе Нарышкиных, где жил Дюма, его очень хвалят, как человека уживчивого, без претензий и приятного собеседника. Он имеет страсть приготовлять сам на кухне кушанья, и, говорят, мастер этого дела. Многие, признавая в нем литературные достоинства, понимают его за человека пустого и потому избегали или сдерживались при разговорах с ним, опасаясь, что он выставит их в записках и будет передавать слышанное от них вопреки истине. 7-го сего Сентября Дюма выехал из Москвы с семейством Д.П. Нарышкина в имение его Владимирской Губернии Переяславль-Залеского уезда Село Елпатьево, где, как говорят, намерен пробыть дней 15-ть, а оттуда вместе с живописцем Моне намерен отправиться в Нижний Новгород. Владимирскому и Нижегородскому Штаб офицерам Корпуса жандармов сообщено о сем для зависящего с их стороны распоряжения как секретному наблюдению за Дюма. Генерал-Лейтенант (подпись)". И так по всему пути следования. От штабов Корпуса жандармов. Из Казани, Астрахани... Документы об этой слежке хранятся в Москве, на Пироговке, в Государственном архиве Российской Федерации. Не могу приписать себе чести их первооткрывателя. Первым их опубликовал историк и литературовед Сергей Николаевич Дурылин в 1937-м. Он вообще первым подробно, документально рассказал о путешествии Дюма по России. Затем -- Михаил Иванович Буянов. Известный врач-психиатр. Он всю жизнь занимался изучением Александра Дюма, особенно темой: "Дюма и Россия". Он прошел весь путь Дюма по России, побывал во всех тех местах, нашел свидетельства, которые, казалось, уже невозможно найти. Его стараниями наконец были изданы на русском языке несколько томов путешествий Дюма по России. По его почину и возникло Общество друзей Дюма. К сожалению, такие книги Буянова, как "По следам Дюма", "Дюма в Дагестане", "Дюма в Закавказье", вышли на средства автора и непростительно маленьким тиражом. Очень рекомендую их всем, кто любит Александра Дюма. ...А мне когда-то, в молодости, хотелось написать большой очерк: "Мир представлений Александра Дюма". Ведь по его романам и пьесам миллионы и миллионы читателей во множестве стран представляли себе важнейшие исторические события, быт и нравы нескольких эпох. Кардиналы Ришелье и Мазарини? Что бы мы ни читали в школьных учебниках, образы этих людей создал у нас все-таки Дюма. Его влияние на массовые представления было общепризнанно уже в середине его жизни, сразу после бешеного успеха "Мушкетеров". Существует поразительно яркое свидетельство. 1846 год. Франция стремилась к расширению своей империи. Лишь недавно был завоеван Алжир. Надо было привлечь французов к его колонизации, к переселению в этот, казалось, благодатный край. Французский министр просвещения граф Сальванди обратился к писателю Ксавье Мармье: -- Как жаль, что об Алжире так мало знают! Но как его популяризировать? Писатель ответил: -- А знаете, господин министр, что я сделал бы, будь я на вашем месте? Я постарался бы каким-нибудь образом устроить так, чтобы Дюма проделал то же путешествие, что и мы, и написал об этом два-три тома путевых записок... Их прочтут три миллиона человек, а пятьдесят-шестьдесят тысяч из них, возможно, всерьез заинтересуются Алжиром. Александра Дюма не просто попросили. Для путешествия -- не только в Алжир, но и в Тунис и Танжер -- ему дали военный корабль. И он написал несколько книг. Они вскоре же появились и на русском языке. Сначала -- в 1852-м, отдельные части -- в Петербурге, в сборнике "Рассказы современных иностранных писателей" под заголовком "Путешествия Александра Дюма и компании в Тунис, Марокко и Алжир". Тогда же, тоже частями, в журналах "Отечественные записки" и "Современник". А в следующем, 1853-м, в Москве, уже полностью, в шести частях: "Очерки варварийских владений. Тангер, Тунис, Алжир, их жители, нравы и обычаи. Из путевых заметок Александра Дюма". И сразу же -- рецензии -- и в "Современнике" и в "Библиотеке для чтения". В отличие от записок о России эти очерки никогда у нас потом не выходили. Больше того, ни в одной из крупнейших московских библиотек мне не удалось их найти -- только в несравненной петербургской Публичке. А они очень любопытны -- как раз тем, что Дюма не только рассказывает о встречах и впечатлениях, но и широко обобщает и свои представления и представления, бытовавшие тогда во Франции. Особенно интересно -- о различиях между французами и арабами. О чем-то он пишет шутливо: "Чем более у Араба жен, тем он богаче. Напротив, Француза часто разоряет и одна жена". О чем-то -- серьезней. Конечно, сравнения между народами всегда могут кого-то обидеть. И все-таки жаль, что такого же обобщенного перечня различий между французами и русскими я у Дюма не нашел. Жаль! Какие бы ни были представления и предрассудки прошлого, их надо знать, независимо о того, нравятся они нам или нет. Принято считать, что в самые последние годы молодежь читает меньше, заменив книги компьютерами. Но взрыв читательского интереса к "Властелину колец" и "Гарри Поттеру" заставляют в этом сомневаться. А не сродни ли эти книги Александру Дюма, не похожа ли романтика? Так что, наверно, его романы будут читать и в нашем новом столетии -- и из-за неизбывно свойственной людям романтики и из-за интересных и мудрых наблюдений.
ЧЕМ ФРАНЦУЗЫ ОТЛИЧАЮТСЯ ОТ АРАБОВ -- ГЛАЗАМИ АЛЕКСАНДРА ДЮМА
По учению Магомета правоверных ожидает рай, исполненный чувственных наслаждений; рай христианский, напротив, чисто духовный. Француз может иметь только одну жену, и множество законов запрещают ему прелюбодеяние; магометанин может жениться разом на четырех законных женах, и держать столько наложниц, сколько позволяет ему состояние. Француженки не закрывают лица, и безпрестанно ходят по улицам; магометанки большею частию сидят дома, а если и выходят, то не иначе как под покрывалом. Если в доме Араба возмущается семейное спокойствие, то он водворяет его при помощи палки; напротив, если Француз осмелится поднять руку на свою жену, то он считается этим обезчещенным. Чем более у Араба жен, тем он богаче. Напротив, Француза часто разоряет и одна жена. Араб женится как можно раньше; Француз как можно позже. Француз при встрече с приятелем прежде всего спрашивает у него об здоровье его жены; если же кто нибудь спросит у Араба об его жене, то он сочтет это за личное оскорбление. Мы пьем вино, а Арабам употребление его воспрещено законом. Мы носим платье очень узкое, Арабы же, напротив, очень широкое. Мы говорим, что не должно кутать головы, а необходимо для здоровья держать в тепле ноги; Арабы же ничего не надевают на ноги, кроме башмаков, а голову всегда закутывают чалмою. Мы снимаем шляпу, когда кланяемся; Арабы же, напротив, надвигают тогда на самыя брови свою чалму. Мы любим смеяться; Арабы всегда серьезны. Мы затворяем двери в домах; Арабы приподнимают полотно у своих палаток. Мы едим вилками; Арабы пальцами. За обедом мы пьем несколько раз; Арабы же пьют только после обеда. Наш пост не изнурителен; напротив Арабский пост чрезвычайно строг. С рассвета, т.е. с той самой минуты когда можно отличить черную нитку от белой, и до самого вечера Араб не должен ни пить ни есть, ни курить. Мы запираем сумасшедших; у Арабов же, напротив, они пользуются всеобщим уважением, считаются лицами священными. Мы говорим "ты" своим родителям, и более любим их, чем боимся; Араб не смеет ни сидеть, ни курить в присутствии своего отца. Такое же уважение должен оказывать и младший брат старшему. Мы путешествуем для удовольствия, Араб только по необходимости. Мы знаем свои лета; Араб же никогда. Мы считаем долгом не уступать неприятелю ни шагу на поле битвы; для Араба нет никакого стыда и бежать с него. Мы едим мясо животных битых; Арабы едят мясо только колотых животных. Мы любим историческую живопись и считаем ее одним из благороднейших искуств; Арабы же напротив считают грехом изображения людей и животных. Мы заботимся обо всем; Араб же ни об чем не хочет и думать. Мы верим в Провидение; Арабы же все без исключения фаталисты. Один Араб говорил мне: -- Положите в одну кострюлю Француза и Араба, варите их три дня, и все таки в кострюле будут два отдельные и совершенно противуположные бульона. ...У нас еврей не существует как отдельный тип, он слился с остальной массою народонаселения. Никакая особенность ни в одежде, ни в языке, ни в манерах не отличает его от других; Еврей может быть кавалером ордена почетнаго легиона, академиком, бароном, и т.д. Но в Тангере совсем другое дело; под главным правлением Абд-Эль-Рахмана, еврей должен снимать башмаки и чулки, проходя мимо мечети. Какой самый важный упрек, который делают нам арабы? "Они целуют своих собак, и пожимают руки евреям", говорят они. ...Не знаю, кто первый сказал про арабов, что они всегда важны, молчаливы, первое справедливо, но второе совершенная неправда. Трудно себе представить, что нибудь шумнее арабскаго торга, образцем котораго мог служить виденный нами торг в Тагере. (Сохранены стилистика и орфография русского перевода, опубликованного в 1854 году)
Сообщение: 307
Зарегистрирован: 13.02.08
Откуда: РФ, Москва
Репутация:
0
Отправлено: 28.03.08 12:34. Заголовок: Путешествие на Кавка..
Путешествие на Кавказ Книга "Кавказ" Александра Дюма и его впечатления об Азербайджане
Один из самых популярных и плодовитых писателей, французский романист Александр Дюма (1802-1870) известен нам больше как автор "Трех мушкетеров", "Графа Монте-Кристо", "Королевы Марго" и других любимых нами с юности романов. Но Дюма прославился также как страстный путешественник. Хотя большая часть его жизни протекла в Париже, дух путешественника и искателя приключений, любознательность исследователя завлекли писателя далеко за пределы Франции, в том числе в такие экзотические для европейца края, как Россия и Кавказ. Многочисленные путешествия писателя легли в основу увлекательнейших путевых заметок, которые Дюма публиковал в течение всей жизни.
В 1858-1859 годах Дюма совершает поездку в Россию, проследовав из Санкт-Петербурга до Астрахани и дальше на Кавказ, в том числе и Азербайджан. Кавказская одиссея стала, безусловно, самым необычайным путешествием писателя, а впечатления от этой поездки породили одну из его самых захватывающих книг путевых заметок.
Вернувшись в Париж и желая ознакомить соотечественников со своими впечатлениями от этого путешествия, Дюма открывает собственное издательство и уже с апреля 1859 года начинает публиковать газету "Кавказ. Газета путешествий и романов, издающаяся ежедневно". В тот же год "Кавказ" выходит в Париже и отдельной книгой. "Путешествие на Кавказ" было встречено с большим интересом и не раз переиздавалось в дальнейшем во многих странах. Так, в 1861 году книга издается на русском языке в Тифлисе, в 1862 году на английском в Нью-Йорке. Отрывки книги, касающиеся Азербайджана, были переведены на азербайджанский Газанфаром Пашаевым и Гамидом Аббасовым и опубликованы в Баку в 1985 году. В 1988 году в Тифлисе выходит последнее издание произведения на русском языке. На web-сайте Национальной библиотеки Франции (http://gallica.bnf. fr/ark:/12148/bpt6k9935c) размещено издание "Кавказа" 1990 года, содержащее карты и иллюстрации. Во Франции это произведение в последний раз опубликовано в 2002 году под названием "Le voyage au Caucase " ("Путешествие на Кавказ"). Это издание отличается от прежних своим оформлением и наличием черно-белых иллюстраций Муане, сопровождавшего Дюма в его путешествии в Россию и на Кавказ, и князя Гагарина, художника, дипломата и приближенного царя Николая I. На обложке книги дана иллюстрация Муане "Шамахинские танцовщицы".
13 из 65 глав книги посвящены Азербайджану. В ней также указаны точные даты путешествия Дюма в Азербайджан - с 18 ноября по 27 ноября 1858 года. За этот период писатель побывал в Дербенте, Губе, Баку, Шамахе, Нухе. В своей книге Дюма дает богатую и интересную информацию об Азербайджане, его природе, городах, архитектурных памятниках, а также об азербайджанском народе, его культуре, обычаях и традициях, быте, истории, языке.
Ниже мы приводим отобранные нами наиболее интересные отрывки книги на основе парижского издания 2002 года. Отметим, что Дюма называет азербайджанцев в своем произведении "татарами", а азербайджанский язык "татарским" - эти названия чаще всего применялись в свое время ко всем тюркском народам Российской империи. В тексте книги Дюма встречаются отдельные тюркские слова, например papak, kandjar, орфографию которых он сохранил соответствующей произношению.
Айгюн Эйюбова, доктор филологических наук, Париж, Франция
* * *
ДЕРБЕНТ И ВЕЛИКАЯ КАВКАЗСКАЯ СТЕНА
"Трудно найти город, который полностью соответствовал бы представлению, создавшемуся о нем по его названию, по истории его зарождения, по свершившимся в нем событиям. Но Дербент был действительно таким; это был действительно город, но не город с железными вратами - он сам весь являлся железными вратами; это была действительно огромная стена, предназначенная отделять Азию от Европы и остановить своим гранитом и бронзой вторжение скифов, этой грозы древнего мира, в чьих глазах они представляли собой варваров, и которому в самом имени их слышался свист их стрел".
Когда в Дербенте Кавус Бек Али-Бенд, знакомый с произведениями Дюма, выражает ему свое почтение и признательность за посещение города, князь Багратион советует последнему пригласить Кавус Бея на обед.
"- Теперь, - сказал князь, - я думаю, было бы хорошо пригласить его на обед.
- Вы полагаете, что этой шутки недостаточно?
- Но, клянусь вам, это вовсе не шутка.
- И куда вы хотите, чтоб я его пригласил пообедать, в парижское кафе?
- Нет, к вам домой.
- Но ведь я не у себя дома: я живу у генерала Аксеева, правителя Дербента.
- Нет. Вы у себя дома. Послушайте и запомните это: знайте, что всюду на Кавказе вы можете войти в первый встречный дом и сказать: "Я иностранец и прошу у вас гостеприимства" Человек, которому вы окажете эту милость, предоставит вам самую большую комнату своего дома, а сам со своим семейством удалится в самую маленькую из комнат; он каждый день будет заботиться о том, чтоб вы не нуждались ни в чем. И когда через неделю, две недели, месяц вы будете покидать его дом, хозяин станет на пороге и скажет: "Продлите честь, которую вы мне оказали, останьтесь еще на день".
"С этой стороны крепостные стены были пробиты пулями; блокированная в 1831 году Кази Муллою, крепость устояла, но сильно пострадала от соседства башни, взятой горцами. Поэтому башня теперь снесена, чтобы подобный случай не повторился. Эта башня являлась частью системы укреплений, связующих первую крепость со второй; помимо этого, она соединялась с той знаменитой стеной, соперницей китайской, которая, по словам историков, простиралась от Дербента до Тамани, пересекая весь Кавказ и отделяя Европу от Азии".
"Я хотел было написать о нашей поездке вдоль этой гранитной стены, когда вспомнил, что князь Тарханов, у которого мы остановились в Нухе, дал мне прочитать собственноручное письмо Бестужева, содержащее все подробности той же поездки, совершенной им за двадцать лет до меня.
То, что я рассказал в предыдущей главе о поэте и романисте, должно было внушить читателям немалое к нему любопытство. Поэтому я представлю его рассказ взамен моего. Это рассказ человека, который, вместо того, чтобы остаться на Кавказе три месяца, как сделал я, прожил там целых пять лет. Вот письмо отважного офицера:
"Дагештальт, Мой дорогой генерал! Я приехал буквально несколько минут назад и пишу вам едва ли не из седла. Я только что видел остатки той славной стены, которая отделяла древний мир от невидимого еще в эту эпоху мира, то есть Европы. Она была построена персами, а может быть, и медами, чтобы защититься от наших, варваров, набегов....
Если вы охотник вдыхать и кашлять пыль старинных книг, о чем я позволяю себе догадываться, я советую вам выучить азербайджанский язык - ах, я совсем забыл, что вы владеете им как своим родным языком! - и прочитать “Дербент Наме”...
Смуглые лица татар, их огромные папахи, сверкающее золотом и серебром оружие, красивые горские лошади; скалы над нашей головой, море под ногами - все это было столь новым, столь диким, столь живописным, что приходилось останавливаться на каждом шагу, восхищаться или удивляться..."
* * *
ГУБА
"Мы проехали через узкие ворота и оказались в Губе. Подумалось, что мы вступили в озеро, дома в нем были подобны островам; улицы же очень напоминали каналы Венеции. ...
Губинское ханство некогда было одним из самых больших в Дагестане. Оно включало в себя до десять тысяч семей в составе почти шестидесяти пяти тысяч человек. В самом городе насчитывается до одной тысячи семей, т.е. около пяти тысяч жителей. ...
В Губе торгуют главным образом коврами, сотканными женщинами, и кинжалами, изготовляемыми искусными местными оружейниками. ...
Из Губы виднеются многие из высочайших вершин Кавказа, в том числе и вершина Шах-Дага, этого снежного великана, известного по легендам и рекомендованного мне князем Багратионом".
* * *
КАРАВАН-САРАЙ ШАХА АББАСА
"Мы продолжили наш путь и десять минут спустя увидели с правой стороны татарское кочевье. Оно расположилось вокруг развалин большого здания, которое при свете луны казалось вдвое больше, возвышаясь посреди пустыни. Мы прежде всего осведомились об этом здании, и нам ответили, что это один из караван-сараев, оставленных шахом Аббасом после его завоеваний.
Эти развалины состояли из большой стены с башнями по углам, которые, обрушившись и заполнившись изнутри собственными же обломками, образовали террасы. При дрожащем свете бивуачных костров можно было различить на этой большой стене нечто вроде иероглифических фигур, вырезанных в камне и являвшихся, вероятно, архитектурным украшением. Помимо этой большой стены и башен, сохранились еще три свода, дугообразные покрытия которых приходились почти вровень с землей; туда спускались по склону, покрытому обломками. Под одним из них разместились несколько татар, лица которых озарялись светом от костра из сухого хвороста. ...
Когда мы выехали на дорогу, вооруженные на этот раз ружьями и кинжалами, - в чем, как потом выяснилось, не было никакой необходимости, - то спросили у татар две вещи. Во-первых, можем ли мы разбить лагерь возле них. На что они ответили, что мы вправе разместиться, где пожелаем, ведь степь принадлежит всем. Во-вторых, можем ли посетить их в самом кочевье, - на что они отозвались, что будут очень рады нашему визиту. ...
Едва мы приблизились, один из них, казавшийся главным в группе, к которой мы подошли, встал и вышел нам навстречу, преподнося хлеб и кусок соли - символ гостеприимства. Мы взяли хлеб и соль и сели вокруг очага на мешки с мукой.
Без сомнения, они решили, что гостеприимство, проявляемое хлебом и солью, недостаточно. Вот почему один из них снял висевший на стене кусок конины, отрезал от него часть, которую разделил на кусочки и положил их на железный барабан, на котором только что пекли хлеб; мясо начало дымиться, трещать и свертываться; через пять минут оно был изжарено, и нам дали знак, что это было приготовлено для нас. Мы извлекли ножики, которые оружейники приделывают для таких случаев к ножнам кинжала, и, натыкая на них куски изжаренного мяса, стали есть их вместе с солью и хлебом. Как часто мы куда менее вкусно ужинали за столом, на котором было куда больше еды! ...
Мы оставили наших хозяев, пожав им руку. Их глава, который преподнес нам хлеб при прибытии, предложил нам его и при отъезде; так как в этом кочевом племени считается недостаточным угощать гостя лишь ужином, его снабжают провизией и на следующий день. Я спросил имя у дарителя хлеба и соли; его звали Абдель-Азим. Да хранит тебя Бог, Абдель-Азим!
Сообщение: 325
Зарегистрирован: 13.02.08
Откуда: РФ, Москва
Репутация:
0
Отправлено: 01.04.08 14:40. Заголовок: Александр Дюма (биог..
Александр Дюма (биография)
"Это не человек, а сила природы", - говорил о писателе историк Жюль Мишле, трудами которого Дюма восхищался. Мишле платил ему той же монетой. Гигант, живший не по средствам, широкая натура, тонкий знаток кулинарного искусства, неистощимый автор, которого всегда сопровождал успех, долги и женщины. В этом весь Александр Дюма. Более того, жизнь писателя - сплошной роман, вроде тех, что писал он сам, история о великане-обжоре, торопившемся съесть все и сразу; жизнь, в которой сменяли друг друга работа, приключения, размышления, мечты, любовь ко всем женщинам и в то же время ни к одной (за исключением, конечно, его матери Марии-Луизы).
В 1806 году, когда умер отец писателя генерал Дюма, Александру было всего три с половиной года. Ребенок схватил ружье, сказав заплаканной вдове, что идет на небо, чтобы "убить Боженьку, который убил папу".
Образ отца был возведен в семье в культ: внебрачный ребенок, к тому же мулат, и такой свирепый, что немцы в Тироле в 1797 году прозвали генерала "черным дьяволом". Он обладал неимоверной силой: подвешенный к люстре, он мог подтянуть к себе лошадь, ставил в вертикальное положение сразу четыре ружья, вдев в дула пальцы. Сын небогатого маркиза Александра Антуана де Ла Пайетри и рабыни, "ветреной женщины", как говорили в Сан-Доминго (ныне Гаити), отец одарил Александра и гигантским ростом, и силой Геркулеса, и мужественной внешностью (у него было смуглое лицо и курчавая шевелюра): все это приводило женщин в экстаз, бесило соперников и выводило из себя критиков, не скупившихся на оскорбительные расистские выпады по его адресу. Бальзак, например, говорил: "Только не сравнивайте меня с этим негром!" Один из завсегдатаев литературного салона, дерзнувший пошутить на эту тему, получил от Дюма резкий ответ: "Мой отец был мулатом, моя бабушка была негритянкой, а мои прадедушки и прабабушки вообще были обезьянами. Моя родословная начинается там, где ваша заканчивается".
Об обычном детстве, проведенном в местечке Виллер-Котре, где он жил со своей любимой матерью, но где ему уже не хватало простора, об учебе, весьма поверхностной из-за страстного увлечения театром, писатель поэтично рассказал в книге воспоминаний "Мои мемуары". В них сквозит ненасытная жажда жизни, неистовое стремление одержать верх над всем и вся. И вот в 20 лет он оказался в Париже! Этот неуч Александр, говорили о нем кумушки Виллер-Котре, уже служит писателем у герцога Орлеанского, то есть у будущего короля Луи-Филиппа. Александр был уверен: он завоюет Париж, Францию, Весь мир своим пером. Будущее показало его правоту.
После нескольких бесплодных попыток написать произведение для театра наконец пришел успех: на сцене была поставлена первая драма Дюма "Генрих III и его двор". Герцог Орлеанский лично способствовал успеху премьеры. ради привлечения на свою сторону романтической молодежи. Пьеса, правда, вызывала гнев сторонников классицизма, но годом позже Дюма вновь одержал победу во время легендарной битвы вокруг пьесы Виктора Гюго "Эрнани". Дюма активно поддержал своего друга, кричал в партере вместе с другими, участвовал в словесной перепалке, доходившей порой до рукопашной. Театр дал Дюма первый билет к славе. Бедный молодой человек, в 16 лет игравший Гамлета (некоего Дюси, а не Шекспира) на чердаке Виллер-Котре, сочиняя пьесу за пьесой, скоро начал завоевывать парижские салоны, великосветских дам и известных актрис. После драмы "Христина", он написал драмы "Антони", а затем "Ричард Дарлингтон"...
22 мая 1832 года в театре "Порт-Сен-Мартен" пьесу "Нельская башня" (не подписанную автором) встретили бурными аплодисментами. К этому времени за неполных 17 месяцев на сцене было поставлено семь пьес Александра Дюма: пять за его подписью и две без. И ему уже стало скучно. С театром у Дюма все происходило, как с женщинами: пылкая страсть вначале и безразличие потом, когда они сдались. Он был подобен охотнику, для которого главное - погоня. И Дюма отошел от театра, чтобы открыть для себя жанр повести и рассказа, а затем исторического романа. Один или с помощью "литературного негра" Огюста Макэ он создал "Трех мушкетеров", "Графа Монте-Кристо", "Королеву Марго", "Двадцать лет спустя", "Кавалеpa де ла Мэзон Руж", "Графиню де Монсоро", "Жозефа Бальзамо" и "Сорок пять" (эти восемь романов написаны меньше чем за четыре года, с 1844 по 1847-й).
Но не следует думать, будто он в то время только писал. В его жизни большое место занимали друзья - Виктор Гюго, Альфред де Виньи и герцог Фердинанд Орлеанский. К тому же еще женщины. Сколько внебрачных детей Дюма оставил повсюду, но признал лишь старшего, Александра, и то с семилетним опозданием. А, кроме того, еще путешествия, охота на косуль, сеансы спиритизма, интерес к недвижимости...
В июле 1830 года Дюма вместе с восставшими стрелял, воздвигал баррикады на улицах Парижа. Когда народ волнуется, писатель не может оставаться в стороне. Дюма был республиканцем, но это не мешало ему дружить с аристократами и восхищаться империей, сочувствовать представителям младшей (Орлеанской) ветви династии Бурбонов, и, как и Виктор Гюго, встать на сторону Луи Наполеона Бонапарта в 1858 году, а затем не отойти от него, предвидя революцию. Он симпатизировал Трем Славным революциям. Правда, в 1848 году писатель выдвигал на парламентских выборах свою кандидатуру от лагеря умеренных, но не прошел.
Известно, во что обошлась ему эта свобода, которой он пользовался с безумной смелостью.
Жорд Санд назвала Александра Дюма "гением жизни". К этой прекрасной характеристике вполне можно было бы прибавить слова "... и любви".
Дюма мог иметь одновременно сразу нескольких любовниц, правда, он не требовал постоянства и от своих женщин. Однажды с ним произошел курьезный случай, который на следующий день обсуждал весь Париж.
Автор "Трех мушкетеров" жил на улице Риволи с Идой Феррье, актрисой, весьма легкомысленной особой, на которой он только что женился. Она занимала квартиру на втором этаже, а он - три комнаты на пятом этаже.
В один из вечеров писатель отправился на бал в Тюильри. Не прошло и часа, как он вернулся весь в грязи, прошел в квартиру своей жены и с ругательствами ворвался в спальню Иды. Оказалось, он поскользнулся и упал в грязь, настроение его было безнадежно испорчено, и он отказался от увеселения. Он взял бумагу, чернила и перо и углубился в работу.
Через полчаса дверь, ведущая в туалетную комнату, с шумом распахнулась, на пороге появился Роже де Бовуар, почти совсем голый, и сказал: "С меня хватит, я совершенно продрог!"
Изумленный Дюма, вскочив, с яростной бранью набросился на любовника своей жены. Как человек, привыкший писать для театра, он обрушил на его голову гневную тираду, которой сам остался очень доволен. Наконец писатель решил сменить гнев на милость: "Я не могу выгнать вас на улицу в такую непогоду. Садитесь поближе к огню. Вы переночуете в этом кресле". И он снова уткнулся в свои бумаги.
В полночь он лег рядом с Идой и задул свечу. Через некоторое время огонь в камине потух, и он услышал, как у Роже де Бовуара стучат зубы от холода. Дюма бросил ему одеяло.
Но это не помогло, неудачливый любовник пытался поворошить угли в камине. Тогда писатель разрешил ему лечь в постель. Бовуар не заставил себя ждать и устроился между Идой и Александром.
Утром Дюма взял руку Роже, опустил ее на интимное место супруги и торжественно провозгласил: "Роже, примиримся, как древние римляне, на публичном месте".
Дюма часто дарил своим любовницам непристойные эпиграммы и стихи собственного сочинения. Если дама обижалась, он успокаивал ее тем, что "все, что вышло из-под пера папаши Дюма, когда-нибудь будет стоить очень дорого".
Когда Дюма-отца навещал подросший Дюма-сын, что бывало не так уж и часто, в доме поднимался переполох, отец метался по комнатам, пытаясь спрятать в чуланах и комнатах для слуг многочисленных полуодетых женщин.
Вскоре между отцом и сыном возникло полное взаимопонимание. Насколько они сблизились, показывает беседа, которую случайно услышал один из общих знакомых. "Послушай-ка, отец, - сказал Дюма-младший, - но это уже просто скучно. Ты всегда даешь мне своих прежних любовниц, с которыми я должен спать, и свои новые туфли, которые я должен разнашивать".
"Так на что же ты жалуешься? - воскликнул удивленный отец. - Это же огромная честь. Это лишний раз доказывает, что у тебя большой фаллос и маленькая нога!"
Говоря о Дюма, трудно обойтись без цифр. Дотошные биографы подсчитали, будто у творца "Трех мушкетеров" было 500 любовниц; это впечатляет, но меньше количества созданных им произведений, которых всего 647. В Париже ходили легенды о бурном темпераменте Дюма; "Поговаривают о моих "африканских страстях", - признавался он. Создатель бессмертного гасконца даже бравировал своей любвеобильностью: "Много любовниц я завожу из человеколюбия; если бы у меня была одна любовница, то она умерла бы через неделю".
Славы Александр Дюма - до кончика ногтей человек театра - прежде всего добился как драматург. Если верна старинная метафора, что мир - театр, то для Дюма на его подмостках всегда разыгрывалась увлекательная, вечно новая драма - драма любви. В любви и литературе он не изменял завету Вольтера: "Все жанры хороши, кроме скучного". Среди множества пережитых писателем сердечных авантюр были трагедии и комедии, романтические мелодрамы и легкие веселые водевили. Поэтому большинство героинь его любовных романов - актрисы. В бесконечной пьесе о любви, в которой для него самым важным была захватывающая интрига страсти, Александр Дюма сумел сыграть все роли - от пылкого первого любовника до обманутого мужа.
Знаменитая актриса эпохи романтизма Мари Дорваль, подруга Дюма, удивлялась: "Ну где же ты так хорошо узнал женщин?" Теперь можно ответить на ее вопрос: он постиг их в жизни своим гением. Дюма понимал душу женщин, а самое главное - он их любил и всегда был благодарен им за любовь. Этот страстный донжуан имел доброе сердце, что чувствовали и ценили все его возлюбленные. Одна из них, Мелани Вальдор, после смерти Александра Дюма писала его сыну: "Если существовал мужчина, который был неизменно добр и великодушен, то это, конечно, твой отец".
...Приехав в 1823 году из своего родного городка Виллер-Котре в Париж, молодой Дюма поселился в доме на площади Итальянцев. Его соседкой оказалась добрая, милая и кроткая женщина - портниха Лор Лабе, которая была старше Александра на восемь лет. Мари-Катрин-Лор Лабе родилась в 1749 году в Бельгии, но родители ее были французами. До приезда в Париж она жила в Руане, где вышла замуж, но быстро разошлась с мужем, который был сумасшедшим. По свидетельству одного мемуариста, "Мари не была красавицей, но в ее лице сквозила какая-то прелесть, которая нравилась". Прелесть эта не ускользнула от пылкого провинциала, сумевшего быстро покорить сердце своей соседки. 27 июля 1824 года Лор Лабе подарила Александру Дюма сына Александра, который остался в истории литературы как автор романа "Дама с камелиями". Дюма-отец признал ребенка в 1831 году, но с матерью не поддерживал почти никаких отношений. Правда, в 1832 году он помог Лор Лабе открыть так называемый "кабинет для чтения" (на них в разгар романтизма была мода).
26 мая 1864 года Лор Лабе и Александр Дюма встретились в мэрии на бракосочетании их сына с княгиней Надеждой Нарышкиной. У Дюма-сына возникла мысль поженить престарелых родителей, но успеха он так и не добился. Мари-Катрин-Лор Лабе скончалась в Париже 22 октября 1868 года. 3 июня 1827 года в салоне ученого и литератора Матье Вильнава. Дюма познакомился с его дочерью Мелани Вальдор.
Судьба и личность Мелани романтичны. Она родилась в Нанте 28 июня 1796 года, ее детство прошло в поэтичном поместье отца в Вандее. В феврале 1818 года внезапно умерла лучшая подруга Мелани, в брата которой она была безответно влюблена. От отчаяния она вышла замуж за лейтенанта Франсуа-Жозефа Вальдора, служившего в Нантском гарнизоне, у них родилась дочь. Но супруги не жили вместе; мужа служба бросала из гарнизона в гарнизон, а жена стала хозяйкой парижского литературного салона отца.
Дюма, с бешенной энергией покорившей Париж, заодно покорил, но гораздо быстрее, за сто с небольшим дней, и 30-летнюю поэтессу, замужнюю даму с доселе безупречной репутацией. Известна даже дата, когда свершилось это: 23 сентября 1827 года; десятью днями раньше произошло бурное объяснение в любви - обе эти даты должны были быть высечены, согласно ее завещанию, на белом могильном мраморе.
Мелани - натура страстная, безумно ревнивая, романтичная - мечтала стать музой-вдохновительницей молодого таланта. Она поняла, что Дюма ждет великое будущее, и поощряла его стремление всерьез отдаться театру и поэзии. Мелани была очень талантливой женщиной и сама писала стихи, которые ее возлюбленный печатал в издаваемом им журнале "Психея".
Роман Мелани и Александра был бурным, грозовым и пылким; Мелани терзала ревность, потому что ее кумир не пропускал ни одной хорошенькой актрисы, которые оказались не способны "сопротивляться такой огромной любви". Одной из них была величайшая трагическая актриса Мари Дорваль, другой - актриса Белль Крельсамер. Последняя родила ему дочь.
Мечтала о ребенке от Александра и Мелани. У замужней женщины и вольнолюбивого Александра это стремление обзавестись совместным младенцем носило кодовое название "вырастить герань". Но случилась беда: герань сломалась. В 1830 году у нее случился выкидыш.
Несчастная женщина слегла от потрясения. Дюма успокаивал подругу: "Не терзайся из-за сломанной герани... Наши бурные объяснения привели к этому преступлению - потому что это было преступление".
В начале 1831 года произошел мучительный разрыв. Мелани угрожала покончить жизнь самоубийством (тогда и появилось завещание), писала своему любовнику умоляющие письма ("О, как ты жесток! Какой позор моя любовь к тебе и как я презираю себя!", "И вдали от тебя я думаю только о тебе"), однако Дюма остался непреклонным.
Писатель обессмертил Мелани Вальдор в своей самой прославленной драме "Антони", премьера которой состоялась 3 мая 1831 года. Автор пригласил на премьеру отвергнутую им возлюбленную. Герой драмы "Антони" в финале убивает замужнюю Адель, которую любит. Мужу жертвы он бросает самую знаменитую фразу французского театра XIX века: "Она не уступала мне, я убил ее!"
Дюма признавался, что перенес на сцену свой бурный роман с Мелани. "Антони" - это пятиактная любовная сцена ревности и ярости. Антони - это я, но без убийства. Адель - это она..." - писал он.
Безутешная Мелани Вальдор после разрыва с Дюма вела светскую и литературную жизнь. Она писала стихи и романы, в 1841 году была поставлена ее пьеса "Школа девушек", где в одном из героев легко угадывается Дюма. Она была принята в салоне Виктора Гюго, переписывалась с Готье, Сент-Бевом и Флобером.
Ярая бонапартистка, Мелани Вальдор восторженно приветствовала государственный переворот Наполеона III, который произошел 2 декабря 1851 года. Она много писала в газетах под псевдонимом Синий Чулок; ее панегирики новому режиму обратили на себя внимание императора, который назначил ей пенсию 6000 франков.
Мелани Вальдор ненамного пережила Дюма. Она умерла весной 1871 года. После смерти автора "Антони" она писала Дюма-сыну: "Я никогда не забуду твоего отца".
30 марта 1830 года состоялась премьера пьесы Александра Дюма "Христина, или Стокгольм, Фонтенбло и Рим". На следующий день Дюма шел по площади Одеон. Неожиданно рядом с ним остановился фиакр, дверца распахнулась, и его окликнула незнакомая женщина: "Так это вы и есть месье Дюма?" - "Да, мадам". - "Прекрасно. Садитесь ко мне и поцелуйте меня... Ах, какой же вы талантливый и как хорошо вам удаются женские образы!"
Этой восторженной поклонницей молодого драматурга оказалась прославленная актриса французского театра эпохи романтизма Мари Дорваль.
Мари Дорваль (настоящая фамилия Делоне) родилась в 1798 году. Внебрачная дочь бродячих комедиантов, она в пятнадцать лет вышла замуж за актера Дорваля, который вскоре умер. Другой актер, Шарль Потье, привез Мари в Париж и устроил ее в театр "Порт-Сен-Мартен". Именно здесь, в 1823 году, юный Дюма впервые увидел на сцене Мари: она играла в мелодраме Шарля Нодье "Вампир".
Мари Дорваль исполняла роль Адели в шедевре Дюма "Антони". Актриса вознаградила автора за мастерство в изображении женских характеров и стала его любовницей в конце 1833 года. Мари в шутку называла Александра Дюма "мой добрый пес". "Это была дружеская, я бы даже сказал, любовная кличка, которую мне дала Дорваль, - писал он в "Мемуарах". - "И добрый пес" остался ей предан до конца".
Связь их продолжалась недолго. Мари решила не огорчать изменой влюбленного в нее поэта Альфреда де Виньи, а Дюма - Иду Феррье.
20 мая 1849 года умирающая, впавшая в бедность Мари Дорваль призвала к себе Дюма и умоляла его не допустить, чтобы ее схоронили в общей могиле. Дюма исполнил последнюю волю актрисы (Дорваль желала быть похороненной рядом со своим внуком Жоржем), для чего продал свои ордена. В 1855 году Александр Дюма написал книжку "Последний год Мари Дорваль" (посвящена Жорж Санд): на вырученные деньги он купил в вечное владение участок на кладбище и воздвиг своей подруге надгробие.
В 1839 году Александру Дюма было тридцать семь лет; он уже десять лет был парижская знаменитость, но до "Трех мушкетеров" оставалось еще пять лет. Семь лет Дюма жил с актрисой Идой Феррье. В том же 1839 году писатель имел неосторожность познакомить на балу свою любовницу с герцогом Орлеанским, сыном короля Луи-Филиппа. "Разумеется, мой дорогой Дюма, представить мне вы могли только вашу жену", - любезно заметил герцог. Дюма понял прозрачный намек и решил... жениться. Подписание брачного контракта состоялось 1 февраля 1840 года; свидетелями со стороны жениха были сам великий Шатобриан и член Французской академии Вальмен. Этот странный брак изумил весь Париж, который знал, что у Дюма есть сын и дочь от разных женщин, а кроме того - бесчисленные любовницы. По другой версии, единственная официальная женитьба Александра была результатом шантажа. Ида Феррье, актриса, попросила сообщника скупить все долговые расписки начинающего писателя и великодушно предоставила ему выбор: жениться на ней или угодить в тюрьму за неуплату долгов.
Маргарита Жозефина Ферран (по сцене - Ида Феррье) родилась в Нанси 31 мая 1811 года. Когда ей было семнадцать лет, отец умер, оставив семью в тяжелом положении. Девушка, получившая хорошее образование и усвоившая азы драматического искусства в маленьком театре при пансионе в Страсбурге, решила "завоевать Париж", куда и переехала к своему брату, который контролировал маленькие театрики в столичных пригородах. Под псевдонимом Ида она дебютировала в театре Бельвиля, получая 50 франков в месяц. Ида быстро нашла себе богатого покровителя Жака Доманжа, который именовал себя ее опекуном; он снял ей квартиру в Париже и устроил в театр "Нувоте".
Впервые Дюма увидел Иду в декабре 1831 года: юная актриса репетировала в его пьесе "Тереза". Тогда Ида была пухленькой блондинкой с ослепительно белой кожей и голубыми глазами. Только к сорока годам она, по словам одной мемуаристки, "стала толстой, как гиппопотам". 6 февраля 1832 года с большим успехом прошла премьера; Ида, бросившись в объятия Дюма, воскликнула: "Я просто не знаю, как вас благодарить!" Прославленный драматург - у него тогда была связь с актрисой Бель Крельсанер, которая родила ему дочь Марию-Александрину, - не отказался вкусить прелестей дебютантки.
Несколько лет Ида потратила на то, чтобы завоевать своего ветреного любовника. В 1836 году она окончательно поселилась у Дюма. Ида очень любила дочь Дюма, но терпеть не могла Дюма-сына.
Мемуаристы рисовали малопривлекательный портрет единственной законной жены Дюма. "На земле Ида любила только себя и больше никого", - писала графиня Даш. Ида - женщина страстная, но расчетливая - была особой капризной и ревнивой. Она беспрестанно устраивала Дюма сцены и ссоры. Занималась она главным образом своими туалетами и посвящала все время заботе о собственной красоте. Актерский ее талант был невелик, и в 1839 году она оставила сцену.
Мадам Дюма недолго была верна своему знаменитому супругу. В 1841 году она встретила знатного сицилийского вельможу, князя Виллафранка, и стала его любовницей. В октябре 1844 года Александр Дюма и Ида Феррье расстались. Умерла Ида Феррье сорока восьми лет от роду в Генуе, унеся с собой в могилу, говоря словами князя, "половину его души". Но Александр Дюма навсегда вычеркнул ее из своего сердца.
Незабываемой для Дюма стала встреча с итальянской актрисой Фанни Гордоза. Первый муж Фанни так устал от ее сексуального аппетита, что заставлял ее носить обвязанное вокруг талии мокрое холодное полотенце, чтобы хоть как-то охладить жар любовный. Дюма же не испугался страстной актрисы, и полотенце ей завязывать больше не приходилось. Дюма, впрочем, вскоре выставил Фанни из дому: она, связавшись с учителем музыки, тем не менее ревновала его к другим женщинам.
Дюма объехал Италию, сопровождаемый Эмилией Кордье, которую он называл "мой адмирал". Днем она одевалась и выдавала себя за мальчика. Впрочем, об этом маскараде все знали. Вскоре "мальчик" оказался беременным. У "адмирала" в положенный срок родилась дочь Микаэлла, которую Дюма нежно любил. К большому огорчению, Эмилия не позволила Дюма официально объявить о своем отцовстве.
Затем Дюма развлекался со знаменитой танцовщицей Лолой Монтес, чьи выступления шокировали женщин и восхищали мужчин. Лола добавила Дюма к длинной череде своих знаменитых любовников, проведя с ним лишь две ночи. Сделала она это, впрочем, с необыкновенным изяществом.
Летом 1866 года весь Лондон сходил с ума от американской актрисы-наездницы Ады Менкен, которая играла в цирковой драме "Мазепа", созданной по мотивам поэмы Байрона. Затянутая в трико телесного цвета, Ада, привязанная к лошади, галопом проносилась по арене: это тогда именовалось "эротико-конными трюками".
Из Лондона она приехала в Париж и покорила французскую столицу, играя те же трюки в пьесе "Пираты саванны". Когда Дюма пришел в артистическую выразить восхищение отважной актрисе. Ада Менкен бросилась на шею к старому писателю. Дюма ввел ее в мир литературной и светской богемы Парижа, обещал написать ей пьесу по роману Вальтера Скотта "Монастырь", возил на ужины в Буживаль. И стареющая знаменитость Александр Дюма согласился сфотографироваться с Адой Менкен в весьма фривольной позе. Эти снимки сделал фотограф Лебьер, которому Дюма был должен. Предприимчивый мастер художественной фотографии, стремясь вернуть свои деньги, пустил в продажу эти открытки, которые были выставлены во всех парижских витринах. Это фото привело в восторг юного Поля Верлена, который написал стихотворение, где есть такие строчки: "Дядя Том с мисс Адой - зрелище, о котором можно лишь мечтать".
Но дочь Дюма, Мария, была другого мнения: она делала все возможное, чтобы изъять открытки из продажи. Александр Дюма судился с Лебьером, и наконец 24 мая 1867 года фотографии из продажи исчезли.
Со своей стороны Дюма-сын заклинал отца не афишировать скандальную связь с эксцентричной американкой, которая уже успела четырежды побывать замужем. Но Дюма не внял благоразумию. В июле 1868 года он снова встречался в Гавре с Адой, которая возвращалась из гастролей в Англии.
Судьба Ады Менкен оказалась трагичной. Она внезапно заболела и 10 августа 1868 года умерла от острого перитонита. На кладбище Пер-Лашез ее провожали горничная, несколько актеров и... любимая лошадь.
В сохранившемся письме Дюма к Аде Менкен автор "Графа де Монте-Кристо" писал: "Если верно, что у меня есть талант - то верно, что у меня есть любовь, и они - принадлежат тебе".
В 1870 году Александр Дюма вновь, в двадцатый раз в жизни, разорился. "Мне делают упреки в том, что я был расточителен, - говорил Дюма перед смертью своему сыну. - Я приехал в Париж с двадцатью франками в кармане. - И, указывая взглядом на свой последний золотой на камине, закончил: - И вот, я сохранил их... Смотри!" Через несколько дней, 6 декабря, его не стало. Писатель прожил бурную жизнь. Наслаждался и работал, жил на широкую ногу и трудился не покладая рук. Натуры заурядные вынуждены выбирать, чем довольствоваться. Он же брал от жизни все.
Отправлено: 02.04.08 12:44. Заголовок: В этом году исполнил..
В этом году исполнилось пять лет со дня переноса останков великого французского писателя Александра Дюма в парижский Пантеон, на фронтоне которого золотыми буквами написано: «Великим людям — благодарное отечество»("Aux grands hommes, la patrie reconnaissante ").
Весной 2002 года, в связи с исполнявшимся в июле 200-летием со дня рождения Александра Дюма, президент Франции Жак Ширак принял решение о переносе его праха в парижский Пантеон.
"Имя Дюма имеет более чем французское звучание - европейское. И даже более чем европейское, оно - универсальное". Эти слова из послания Виктора Гюго, написанного на смерть Дюма-отца Дюма-сыну, стали рефреном торжественной церемонии переноса останков знаменитого писателя в парижский Пантеон, которая длилась целую неделю: от эксгумации тела писателя в пикардийском городке Виллер-Котре до перезахоронения на парижском холме Святой Женевьевы До того как быть установленным в Пантеоне, саркофаг проделал немалый путь. Останки Александра Дюма-отца эксгумированы и официально опознаны во вторник 26 ноября в его родном городе Виллер-Котре. Совет городской общины Виллер-Котре, выделил деньги на новую каменную плиту, которая прикроет его опустевшую могилу.
Торжества начались в мэрии родного города писателя где был похоронен романист, умерший в доме сына и продолжились на улицах городка. Жители Виллер-Котре были категорически против перенесения останков писателя в Пантеон. Муниципальный совет маленького городка, где в 1802 году родился, а в 1870 году был похоронен великий французский писатель Александр Дюма, согласился на перенос праха автора "Трех мушкетеров" в парижский Пантеон, где покоятся "великие люди Франции". Городские власти отозвали свой иск из Государственного совета Франции, в котором требовали приостановить действие декрета президента Франции Жака Ширака о переносе останков Дюма в Пантеон, который состоялся осенью 2002 года.
Земляки великого писателя были обеспокоены тем, что их городок в Пикардии лишится "туристической достопримечательности". Их адвокат Арно Лион-Кан напоминал в ходе судебного разбирательства о последней воле великого писателя, который незадолго до своей смерти, в 1870 году, дал понять, что хотел бы быть похороненным на "этом прелестном кладбище (в Виллер-Котре)", которое, по словам Дюма, "больше напоминает окруженную цветами площадку, где могли бы играть дети". Представители государства, в свою очередь, настаивали на том, что необходимо перенести останки "великого француза" в Пантеон, где место для Дюма уже зарезервировано - между Виктором Гюго, родившимся так же, как и он, в 1802 году, и Эмилем Золя. Представители министерства культуры подчеркивали, что "всего лишь десятки людей собираются каждый год перед могилой Александра Дюма", а перенесенная в Пантеон "его могила все равно останется его могилой".
Отказ муниципального совета от своего первоначального требования основывался на трезвой оценке шансов на выигрыш дела в Госсовете, которых на самом деле было мало. Как утверждали эксперты, доводы о том, что писатель желал быть похороненным в родном городе, вряд ли бы нашли поддержку у судей, ибо муниципалитет юридически не являлся правопреемником Дюма.
Однако власти города все же добились для себя определенных преимуществ. Они принимали непосредственное участие в торжественной церемонии перезахоронения праха Александра Дюма. Кроме того, министерство культуры согласилось восстановить в Виллер-Котре монументальный памятник автору "Трех мушкетеров", в годы немецкой оккупации отправленный на переплавку. Министерство культуры будет оказывать содействие в реставрации замка Виллер-Котре, где король Франции Франциск I принял знаменитый эдикт, закрепивший использование французского в качестве официального языка королевства вместо латыни. Во вторник и среду на родине Дюма писатели и артисты читали вслух отрывки из его произведений. Из мэрии останки в сопровождении торжественного кортежа были отправлены по городам Франции. Гроб Александра Дюма вывезли из его родного города в 80 километрах от Парижа в четверг.
Отправлено: 02.04.08 12:46. Заголовок: . По пути местные вл..
По пути местные власти и писатели отдавали дань уважения великому французу. Ночью 28 ноября прах Дюма вернулся туда, куда он сам никогда и не думал вернуться, в его владение, шато Монте-Кристо, построенное им по собственному проекту под Парижем, у излучины Сены в Пор-Марли…
Здесь президент общества друзей Александра Дюма, Дидье Декуан, открыл торжественную церемонию, а в два по полудню замок был открыт для публики.
В восемь вечера Общество Друзей Дюма провело закрытый мемориальный вечер. Были прочтены отрывки из Золотой Книги, составленной как из отрывков произведений Дюма, так и из отзывов о нем; прозвучала музыка, вдохновленная его произведениями. В субботу 30 ноября мушкетеры вынесли гроб из белого дуба, накрытый синим бархатом, на котором серебром был вышит бессмертный девиз мушкетеров "Один за всех, все за одного" (по-французски, как ни странно для нас, это звучит в обратном порядке) - "Один за всех и все за одного" (“Tous pour un, un pour tous “) с останками писателя из замка, и в сопровождении эскорта республиканской конной гвардии, двинулись к Парижу.
В полдень в Люксембургском саду, что напротив Пантеона, в задании Сената, Верхняя палата,(Haute Assamble), отдала дань памяти писателю.
Тысячи парижан столпились в Латинском квартале от Сената, вдоль ограды Люксембургского сада и до самого Пантеона. Это люди разного возраста, разных культур и рас, но у всех в руке по книге со знакомыми с юных лет названиями: "Шевалье де Мезон-Руж", "Кин", "Жозеф Бальзамо", "Сорок пять", "Королева Марго", "Граф Монте-Кристо" и, уж конечно, "Три мушкетера". В шесть вечера торжественная процессия по центральной аллее сада двинулась к улице Сюфло (Rue Souflot) и Пантеону. Район был оцеплен к пяти часам вечера. Пришедшим на последнее свидание с писателем рекомендовалось держать в руках одну из его книг. В 18.15 на улице Сюфло появилась повозка "театра Александра" с актерами, представляющими его героев. Церемония началась с постановок ранних пьес Александра Дюма, которые были показаны на площади перед Пантеоном. Более ста актеров в костюмах героев Дюма, декламировали фрагменты из его произведений. Там же находился оркестр - барабанщиков. Четверо избранных, пронесли гроб с останками Дюма к колонам Пантеона, освещенного в сине-бело-красные цвета.
Их эскортировали четыре мушкетера, чьи имена нам всем известны.
Оркестр республиканской гвардии и хор озвучили своды храма. В семь вечера, Марианна, женщина-символ Франции, верхом на белом коне проследовала за гробом писателя в раскрытые врата Пантеона. Прозвучала оратория, написанная в честь Дюма; она состояла из четырех частей, посвященных: человеку дара, человеку страсти, человеку действий и свободному, человеку…
Президент республики произнес речь. (ходили слухи, что президент настолько любит писателя, и для церемонии хотел даже переодеться в одежды мушкетера (конечно, Д'Артаньяна) и сопровождать прах, но будто бы в последний момент его отговорили). В семь тридцать был оглашен последний текст: письмо Виктора Гюго - Дюма-Младшему, дань его таланту и мужеству.
Двери Пантеона закрылись, и в наступивших сумерках Латинский квартал вернулся к обычной жизни, и возможно призраки героев Дюма, Д'Артаньян, в первую очередь, назначившему свидание для первой дуэли мушкетерам короля буквально за углом, на рю Сан-Жак, явятся к колоннам храма с последним поклоном.
Со дня смерти писателя прошло уже больше 137 лет. Почитатели Дюма обвиняли литературный мир в снобизме, из-за которого писатель так долго оставался непризнанным. Они уверяли, что его творения игнорировались литераторами потому, что были слишком популярны. Несмотря на то, что такие его романы как "Три мушкетера" и "Граф Монте-Кристо" являются признанными шедеврами мировой литературы, в течение долгих лет некоторые критики считали его произведения недостаточно глубокими. Но теперь Александр Дюма занял свое место рядом с другими великими французскими писателями и стал шестым, после Вольтера, Руссо, Гюго, Мальро и Золя, писателем и семидесятым французом, удостоившимся государственных похорон по высшему разряду, хотя и через 132 года после своей смерти, но ровно через 200 после рождения.
Два дня Пантеон был открыт для всех желающих, после чего могила в крипте, между надгробиями Гюго и Золя, приняла своего именитого постояльца. Подпись под фотографией: Cérémonie de signature du décret de transfert des cendres d'Alexandre Dumas au Panthéon.
Alexandre Dumas père romancier et auteur Français sépulture panthéon Alexandre Dumas father, novelist and author French, Pantheon burial
Alexandre Dumas père romancier et auteur Français, il écrira plusieurs pièces de théâtre, mais sera célèbre pour ses romans tels que : les trois Mousquetaires, le comte de Monte-Cristo, Joseph Basalmo... Il meurt en 1870, il sera transféré au Panthéon par Jacques Chirac, Président de la République française le 30 novembre 2002
Alexandre Dumas father, novelist and author French, it will write several plays, but will be famous for his novels such as: the three Musketeers, the count of Assembles-Cristo, Joseph Basalmo... He dies in 1870, he will be transferred to the Pantheon by Jacques Chirac, President of the French Republic on November 30, 2002
Использованы статьи и фото: Журнал «Огонёк» Журнал «Итоги» Международный журнал "СЕГОДНЯ/NEW EAST" Русская служба Би-би-си Радио Свобода Газета "Культура" Литературный дневник декабрь 2002 г. http://www.dumaspere.com/index.html
Церемония подписи декрета передачи праха Александра Дюма Пантеону.
Александр Дюма-отец французский романист, он напишет много пьес для театра, но будет знаменит своими романами, такими как: Три Мушкетера, Граф Монте-Кристо, Жозеф Базальмо... Он умирает в 1870, он будет перенесен на Пантеон Жаком Шираком, Президентом Французской Республики 30 ноября 2002.
Он написал 285 романов. Двести восемьдесят шестой и самый удачный роман Дюма – его жизнь. Он писал свою жизнь, как роман, а в романы искусно вплетал историю своей жизни. Так же, как д’Артаньян, он прибыл в Париж с несколькими монетами в кармане. Когда Дюма умирал, в его кармане от всех несметных богатств осталось ровно четыре франка – столько же, сколько было, когда он прибыл в Париж. “А еще меня упрекают в расточительности, – усмехнулся писатель, – сколько было, столько и осталось”. Биографы утверждают, что у Дюма было 350 любовниц. В таком случае, триста пятьдесят первой любовницей была судьба писателя. “Я обольщаю свою судьбу, как женщину, и она отвечает мне полной взаимностью, – говорил он своим друзьям и врагам. – Удача – это всего лишь естественный результат решительной любовной интриги человека с его собственной жизнью”. От внимания историков не ускользнула мистическая связь между жизнью и смертью Пушкина и жизнью Дюма и его героев, в частности Эдмона Дантеса. Дюма моложе Пушкина на три года, а его происхождение прямо-таки списано с пушкинской родословной: “Мой дед негр, мой отец мулат, а общий наш предок – обезьяна”. И во внешности Пушкина, и во внешности Дюма негритянские черты проступают весьма отчетливо. Однако Дюма только начинал как поэт, а вошел в литературу как драматург, пленившись “Гамлетом” и Шекспиром. Но всемирная слава пришла к нему как к прозаику.
В отличие от Пушкина, прожившего 37 лет, Дюма дожил до 68. Но заметьте, какую важную роль играют в его романах дуэли и, в частности, состоявшиеся и не состоявшиеся поединки. Биографы заметили, что реальный Дантес, убивший Пушкина на дуэли, и Дюма-сын умерли в один год. Это дало повод для одной забавной литературной мистификации вполне в духе Дюма-отца. В 1992 году “Роман-газета” напечатала неизвестный и самый поздний роман Дюма “Последний платеж” – продолжение “Графа Монте-Кристо”. Эдмон Дантес, граф Монте-Кристо, узнает, что некий Жорж Шарль Дантес убил великого русского поэта Пушкина. Возникает план, как наказать негодяя однофамильца. Предполагают, что роман написал еще в 1960 г. литератор В.Лебедев. Но сам Дюма давал повод и не к таким мистификациям. Ничтоже сумняшеся он выпустил под своим именем роман Лажечникова “Ледяной дом” и повесть Бестужева-Марлинского “Мулла-Нур”. Вероятно, сам Дюма считал это не плагиатом, а творческой переработкой. Он не упомянул имен Лажечникова и Марлинского, как не упоминал имена своих бесчисленных соавторов – литературных негров, помогавших в создании его шедевров, не говоря уже о череде многих и многих менее популярных творений. На все обвинения в плагиате Дюма давал исчерпывающий ответ: “Все плагиат. Даже Господь Бог сотворил Адама по своему образу и подобию. Новое создать невозможно”. Это весьма оригинальная точка зрения на природу творчества роднит Дюма с его кумиром и литературным прародителем Шекспиром. Писатель это отлично обосновал в своих высказываниях: “Когда глупый критик упрекал Шекспира в заимствовании иногда целой сцены у какого-нибудь современного автора, Шекспир отвечал: “Эта сцена – девушка, которую я вывел из плохого общества и ввел в хорошее”.
Что же касается соавторов Дюма, то самый талантливый и плодовитый среди них – Огюст Маке (1813 – 1888). Ему принадлежат многие и многие сюжетные линии “Трех мушкетеров”, “20 лет спустя”, “Виконта де Бражелона”, “Королевы Марго”, “Графини Монсоро”, “Графа Монте-Кристо”. Он сотрудничал с Дюма 20 лет с 1838 по 1958 год. Рядом с д’Артаньяном Дюма Маке чувствовал себя мудрым и ученым Арамисом. Намек на это в самом названии – “20 лет спустя”. Мол, и через двадцать лет дружба, несмотря на все интриги, останется неразрывной. Увы, возник материальный спор. Щедрый Дюма на этот раз что-то не доплатил, и Маке обратился в суд. Однако влияние и обаяние Дюма были столь велики, что суд отказал Маке в совершенно очевидном признании соавторства. Тогда Маке опубликовал оригинал главы, где описана смерть миледи. Лучше бы он этого не делал. Сразу стало ясно, кто гений, а кто великий при нем трудяга. Дюма был гением. Когда работалось, он месяцами писал по 18 часов в сутки, превращая в шедевры литературные болванки своих подельников. Его воображение не знало границ, но он всегда скользил по канве истории. Проще говоря, Дюма был настоящим постмодернистом, пересоздающим реальные исторические и литературные сюжеты на новый лад. Он считал, что возвращает истории ее внутреннюю логику.
Горький лишь перефразировал, а вернее почти что процитировал Дюма, когда сказал, что литература изображает жизнь не такой, какова она есть, а такой, какова она должна быть. Должна по высшей, творческой логике.
Свой характер Дюма разделил на четыре цвета. В одном спектре и авантюрист д’Артаньян – позирующий влюбчивый резонер, и меланхолический Арамис, и благородный, вечно мстящий Атос, и грузный ренессансный жизнерадостный Портос. Впрочем, все четверо есть в каждом мужском характере. Вероятно, в этом секрет их всемирной популярности, затмившей все остальное. Богословская диссертация Арамиса называлась: “Некоторое сожаление приличествует тому, кто приносит жертву Господу”. Однако позднее он передумал и написал на эту тему рондо:
"Ты, что скорбишь, оплакивая грезы, и что влачишь безрадостный удел, твоей тоске положится предел, когда творцу свои отдашь ты слезы, ты, что скорбишь” (Перевод М.Лозинского).
Здесь, конечно, многое от самого Дюма. В финале “Графа Монте-Кристо” он предсказывает свою смерть от “разрыва сосуда” и оставляет нам свою заповедь – “жить и надеяться”.
Решив превратить творческий образ в реальность, Дюма купил под Парижем участок Сен-Жермен-Ан-Лэ. На новоселье присутствовало 600 гостей. В парке стояли скульптуры Гомера, Софокла, Шекспира, Гете, Байрона и… самого Дюма. Над входом девиз: “Люблю всех, кто любит меня”. Главный зал белый с золотом в стиле Людовика ХV и восточная комната с диковинками из Туниса. В двухстах метрах от замка возвышалась уменьшенная копия замка Иф. Первый этаж, одна зала. Лазурный потолок усыпан звездами, стены обтянуты голубым сукном. Спиральная лестница ведет в комнату самого Дюма. Железная кровать, стол из некрашеного дерева, два стула. Пока гости веселились внизу, Дюма трудился под грохот и блеск дорогих фейерверков. Бальзак в письмах к Ганской возмущался тем, что Дюма израсходовал четыреста тысяч франков. Бальзак удивлен непрактичностью Дюма, который арендует землю для замка у крестьянина и в любой момент может лишиться всех богатств, если крестьянину эта земля понадобится под капусту. Однако, Дюма разорился не по прихоти крестьянина, а после революции 1848 года, когда публика потеряла интерес к театру. На замок был наложен арест, и все имущество распродано. Увезли даже зверей из зверинца.
В 1858 Дюма едет в Россию, “чтобы присутствовать при освобождении сорока миллионов рабов”. До этого въезд в Россию был для него закрыт из-за романа “Учитель фехтования”, пронизанного симпатиями к декабристам. Николай I запретил роман в России, а неприязнь к автору сохранил до самой смерти. Россия Александра II – освободителя устроила Дюма триумфальный прием. Но понять, что происходило, довольно трудно, ведь Дюма – большой фантазер. Во всяком случае, его знаменитая поварская книга пополнилась рецептами блюд русской кухни. Уже в преклонном возрасте нищий Дюма участвует в кровавых походах сепаратиста Гарибальди, которого в России и Франции почему-то считали символом свободы, о которой тот и не помышлял.
Свою философию Дюма полностью доверил графу Монте-Кристо, который сказал, что в жизни нет ни счастья, ни несчастья, все познается в сравнении. Зато есть провидение – “я решил сам стать провидением”. В какой-то мере ему это удалось. Когда писатель умирал, слуга очень сокрушался и плакал. Дюма его утешал: “Не расстраивайтесь, друг мой, если вы мне понадобитесь на том свете, я тотчас вас позову”.
Президент Ширак сказал, что прах Дюма будет перезахоронен в Пантеоне. Вряд ли это прибавит славы вечному любимцу фортуны – д’Артаньяну, Атосу, Портосу, Арамису и графу Монте-Кристо в одном лице.
Мало есть имен более известных миру, чем имя Дюма-отца. В любой стране читали его книги и продолжают их читать. Поэтому мне нет необходимости оправдывать свой выбор. Изучая жизнь Жорж Санд и Виктора Гюго, я натолкнулся в процессе работы на новые документы, - и мне пришлось добавить к моей галерее романтиков портрет Александра Дюма. Критики поколения Думика-Брюнетьера, признавая в нем человека, наделенного недюжинными природными способностями, отказывали в таланте его произведениям. Прекрасная книга господина Анри Клуара возвратила Дюма его законное место в истории французской литературы. Его обвиняли в том, что он забавен, плодовит и расточителен. Неужели для писателя лучше быть скучным, бесплодным и скаредным? Рубеж, отделяющий в наши дни литературу серьезную, которую только и удостаивают уважением, от литературы развлекательной, в прежние века не существовал. "Мольер вышел из балагана, - пишет Роже Кайуа, - и без труда перешел от простонародного фарса к придворной комедии. Бальзак обычно публиковал свои романы в газетах, позднее так же будут поступать Диккенс и Достоевский. Гюго на протяжении всей жизни умел завоевывать и сохранять любовь самой широкой аудитории". Гомер был поэтом для всех. Бальзака, Диккенса или Толстого совершенно заслуженно ставят выше Дюма, и я, со своей стороны, их предпочитаю, но это не мешает мне сохранять горячую любовь к писателю, который был отрадой моей юности и в котором я и поныне люблю силу, жизнерадостность и великодушие. Гюго ставил его в один ряд с лучшими писателями своего времени: "Ты уходишь от нас вслед за Дюма, Ламартином и Мюссе", - писал он в "Надгробии Теофилю Готье". Значит, автор "Отверженных" не считал, что писатель унижает себя, если его читают больше пятисот человек. Прибавим, что в жизни Дюма было не меньше приключений, чем в его романах. А это подливное наслаждение для биографа. Некоторым читателям, возможно, покажется странным, что я уделил так много внимания в этой работе Дюма-сыну. "Какой Дюма?" - спрашивал Анри Клуар и отвечал: "Единственный", имея в виду Дюма-отца. Я надеюсь, что мне удастся побудить этого столь справедливого критика пересмотреть свою точку зрения. Жизнь Дюма-сына малоизвестна. Я привлек множество ранее не публиковавшихся документов. Его переписка, гораздо более обширная, чем у Дюма-отца, поможет читателю лучше узнать его. Я надеюсь, она позволит понять, почему он не мог не написать тех пьес, которые изумляют, а иногда и шокируют зрителя наших дней. На самом деле отец и сын вопреки видимости были очень близки. Оба унаследовали какие-то черты генерала Дюма. Обоим пришлось с ранних лет бороться против жестокой несправедливости. Дюма-отец много страдал из-за расовых предрассудков, Дюма-сын - из-за незаконного происхождения. Обоим пришлось доказывать себе, что они ничуть не хуже, а даже лучше других. Их любимые герои - Вершители Правосудия: мушкетеры у Дюма-отца, моралисты у Дюма-сына. У отца "очищение от страстей" достигается путем отказа считаться с реальностью. Его называли хвастуном, вралем, но, по-видимому, он, как и Бальзак, не мог отделить реальное от воображаемого. Судьба отца служила постоянным уроком для сына. Расточительный отец породил бережливого сына, отец легкомысленный - сурового резонера. Дюма-сын решил после бурно проведенной юности перестроить жизнь в соответствии со своими принципами. Он потерпел неудачу, и в этом заключается драма его жизни. Дюма-сын разыгрывал в жизни одну из драм Дюма-сына. Я постарался нарисовать точный портрет этого раздираемого противоречиями человека. Я должен выразить свою признательность множеству лиц. Незнакомые мне люди, узнав, что я пишу книгу о семействе Дюма, любезно прислали мне бесценные документы, ранее не публиковавшиеся. Александр Липпман, внук одного Дюма и правнук другого, разрешил мне ознакомиться с дневником его отца. Г-жа Балашовская-Пети, которой меня представил мой любезный коллега и друг Эмиль Анрио, подарившая в свое время Национальной библиотеке бумаги Дюма-сына, великодушно открыла передо мной свое частное собрание, точно так же как и г-жа Сенкевич, г-жа Руссо, г-жа А.Дюмениль, Франсис Амбриер, г-н Альфандери, г-н Альфред Дюпон, г-жа Прива, г-н Даниэль Тиро, г-н Рауль Симонсон, г-н Жозе Камби и десятки других. Люсьена Жюльен-Каин любезно перевела для меня некоторые тексты, опубликованные в России. Национальная библиотека, библиотека Арсенала и куратор собрания Шпельберх де Ловенжуль оказывали мне всяческую помощь. Архивы Суассона, Лаона и Вилле-Коттре дали мне возможность познакомиться с документами, проливающими свет на военную карьеру генерала Дюма. И наконец, моя жена, как и обычно, была моим вторым я. А.М.
Глупцы и чудаки более человечны, чем нормальные люди. Поль Валери
Глава первая "ГРАФ МОНТЕ-КРИСТО"
Имя Монте-Кристо - ключ к пониманию как творчества, так и жизни Дюма. Так назвал он свой самый популярный после "Трех мушкетеров" роман, и так же назвал он тот чудовищный дом, который был предметом его гордости и причиной его разорения; это имя лучше всего вызывает в нашей памяти его извечные мечты о роскоши и справедливости. Как родилась у Дюма идея книги? Это произошло не сразу. В "Беседах" Дюма рассказывает, что в 1842 году, в бытность свою во Флоренции, Жером Бонапарт, экс-король Вестфалии, поручил ему сопровождать своего сына (принца Наполеона) на остров Эльбу - одно из самых священных для императорского дома мест. Дюма было тогда сорок лет, принцу - восемнадцать; однако писатель оказался моложе своего подопечного. Они пристали к Эльбе, исходили остров вдоль и поперек, а затем отправились поохотиться на соседний островок Пианозу, где в изобилии водились зайцы и куропатки. Их проводник, окинув взглядом вздымавшуюся над морем живописную скалу, напоминающую по форме сахарную голову, сказал: - Если ваши превосходительства соблаговолят посетить этот остров, они смогут там великолепно поохотиться. - А как называют этот благословенный остров? - Его называют островом Монте-Кристо. Это имя очаровало Дюма. - Монсеньор, - обратился он к принцу, - в память о нашем путешествии я назову "Монте-Кристо" один из романов, который когда-нибудь напишу. Вернувшись на следующий год во Францию, Дюма заключил с издателями Бетюном и Плоном договор, по которому обязался написать для них восьмитомный труд под общим заглавием "Парижские путевые записки". Дюма намеревался совершить продолжительную прогулку в глубины истории и археологии, но издатели сказали ему, что они мыслят этот труд совершенно иначе. Им вскружила головы удача Эжена Сю, чьи недавно вышедшие "Парижские тайны" имели потрясающий успех; им хотелось бы, чтобы Дюма написал для них приключенческий роман, действие которого разворачивалось бы в Париже. Убедить Дюма было нетрудно, его не пугали самые дерзкие проекты. Он сразу же принялся за поиски интриги. А между тем когда-то, давным-давно, он заложил страницу в пятом томе труда Жака Пеше "Записки. Из архивов парижской полиции". Его поразила одна из глав под названием "Алмаз отмщения". "История эта сама по себе, - писал потом Дюма в письме, свидетельствовавшем о его неблагодарности, - была попросту глупой. Однако она походила на раковину, внутри которой скрывается жемчужина. Жемчужина бесформенная, необработанная, не имеющая еще никакой ценности, - короче говоря, жемчужина, нуждавшаяся в ювелире..." Сам Пеше когда-то действительно служил в парижской префектуре полиции. Из архивных папок он сумел извлечь шесть томов "Записок", которые и ныне могли бы послужить неисчерпаемым источником для авторов бульварных романов. Вот та любопытная история, которая привлекла внимание Александра Дюма. В 1807 году жил в Париже молодой сапожник Франсуа Пико. Он был беден, но очень хорош собой и имел невесту. В один прекрасный день Пико, надев свой лучший костюм, отправился на площадь Сент-Оппортюн, к своему другу, кабатчику, который, как и он сам, был уроженцем города Нима. Кабатчик этот, Матье Лупиан, хотя его заведение и процветало, не мог равнодушно видеть чужую удачу. В кабачке Пико встретил трех своих земляков из Гара, которые тоже были друзьями хозяина. Когда они принялись подшучивать над его франтовским нарядом, Пико объявил, что в скором времени женится на красавице сироте Маргарите Вигору; у влюбленной в него девушки было к тому же приданое в сто тысяч франков золотом. Четверо друзей онемели от изумления, так поразила их удача сапожника. - А когда состоится свадьба? - В следующий вторник. Не успел Пико уйти, как Лупиан, человек завистливый и коварный, сказал: - Я сумею отсрочить это торжество. - Как? - спросили его приятели. - Сюда с минуты на минуту должен прийти комиссар. Я скажу ему, что, по моим сведениям, Пико является английским агентом. Его подвергнут допросу, он натерпится страху, и свадьба будет отложена. Однако наполеоновская полиция в те времена не любила шутить с политическими преступниками, и один из трех земляков, по имени Антуан Аллю, заметил: - Это скверная шутка. Зато остальным идея показалась забавной. - Когда и повеселиться, как не на карнавале, - говорили они. Лупиан сразу же приступил к делу. Ему повезло: он напал на недостаточно осмотрительного, но весьма ретивого комиссара, который счел, что ему представляется возможность отличиться и, даже не произведя предварительного следствия, настрочил донос на имя министра полиции, самого Савари, герцога Ровиго. Герцог был в то время очень обеспокоен повстанческим движением в Вандее. "Этот Пико, - подумал он, - несомненно тайный агент Людовика XVIII". И вот бедного малого поднимают среди ночи с постели, и он бесследно исчезает. Родители и невеста пытаются навести справки, но розыски не дают никаких результатов, и они в конце концов смиряются: отсутствующий всегда виноват. Проходит семь лет. Наступил 1814 год. Империя Наполеона пала. Человек, до времени состарившийся от перенесенных страданий, выходит из замка Фенестрель, где он пробыл в заключении целых семь лет... Это Франсуа Пико, изможденный, ослабевший, изменившийся до неузнаваемости. Там, в тюрьме, Пико преданно ухаживал за арестованным по политическим мотивам итальянским прелатом, дни которого были сочтены. Перед смертью тот на словах завещал ему все свое состояние и, в частности, спрятанный в Милане клад: алмазы, ломбардские дукаты, венецианские флорины, английские гинеи, французские луидоры и испанские монеты. По выходе из замка Пико пускается на поиски клада, а найдя его, прячет в надежное место и под именем Жозефа Люше возвращается в Париж. Там он появляется в квартале, в котором жил до ареста, и наводит справки о сапожнике Пьере-Франсуа Пико, том самом, который в 1807 году собирался жениться на богатой мадемуазель Вигору. Ему рассказывают, что причиной гибели этого юноши была злая шутка, которую сыграли с ним во время карнавала четыре весельчака. Невеста Пико два года его оплакивала, а потом, сочтя, что он погиб, согласилась выйти замуж за кабатчика Лупиана - вдовца с двумя детьми. Пико осведомляется об остальных участниках карнавальной шутки. Кто-то говорит ему: "Вы можете узнать их имена у некоего Антуана Аллю, который проживает в Ниме". Пико переодевается итальянским священником и, зашив в одежду золото и драгоценности, отправляется в Ним, где он выдает себя за аббата Балдини. Антуан Аллю, прельстившись прекрасным алмазом, называет имена трех остальных участников роковой карнавальной шутки. А через несколько дней в кабачок Лупиана нанимается официант по имени Проспер. Этому человеку с лицом, изможденным страданиями, одетому в поношенный костюм, можно дать на вид не менее пятидесяти лет. Но это тот же Пико в новой личине. Оба уроженца Нима, имена которых выдал Аллю, по-прежнему остаются завсегдатаями кабачка. Как-то один из них, Шамбар, не приходит в обычное время. Вскоре становится известно, что накануне в пять часов утра он был убит на мосту Искусств. В ране торчал кинжал с надписью на рукоятке: "Номер первый". От первого брака у кабатчика Лупиана остались сын и дочь. Дочь его, девушка лет шестнадцати, хороша как ангел. В городе появляется хлыщ, выдающий себя за маркиза, обладателя миллионного состояния. Он соблазняет девушку. Забеременев, она вынуждена во всем признаться Лупиану. Лупиан легко и даже с радостью прощает дочь, поскольку элегантный господин выражает полную готовность сделать своей женой ту, которая в недалеком будущем станет матерью его ребенка. Он и впрямь сочетается с ней гражданским и церковным браком, но сразу после благословения, когда гости готовятся приступить к свадебному ужину, разносится весть о том, что супруг бежал. Супруг этот оказался выпущенным из заключения каторжником и, разумеется, не был ни маркизом, ни миллионером. Родители невесты вне себя от ужаса. А в следующее воскресенье дом, где живет семья и помещается кабачок, сгорает дотла в результате загадочного поджога. Лупиан разорен. Лишь два человека ему верны: это его друг Солари (последний оставшийся в живых из былых завсегдатаев кабачка) и официант - виновник всех несчастий, постигших ничего не подозревающего кабатчика. Как и следовало ожидать, Солари, в свою очередь, погибает от яда. К черному сукну, покрывающему его гроб, прикреплена записка с надписью печатными буквами: "Номер второй". Сын кабатчика молодой Эжен Лупиан - безвольный шалопай. Хулиганам, неизвестно откуда появившимся в городе, без труда удается втянуть его в свою компанию. Вскоре Эжен попадается на краже со взломом, и его приговаривают к двадцати годам тюремного заключения. Семейство Лупиан скатывается в бездну позора и нищеты. Деньги, добрая репутация, счастье - все исчезает в стремительной лавине следующих одна за другой катастроф. "Прекрасная мадам Лупиан", урожденная Маргарита Вигору, умирает от горя. Так как у нее с Лупианом не было детей, остатки ее состояния Лупиан вынужден вернуть родственникам, которые являются ее прямыми наследниками. И тут на сцену выступает официант Проспер: он предлагает разоренному хозяину все свои сбережения при условии, что прелестная Тереза, дочь Лупиана и жена беглого каторжника, станет его любовницей. Чтобы спасти отца, гордая красавица соглашается. От бесконечных несчастий Лупиан на грани безумия. И вот однажды вечером в темной аллее Тюильри перед ним внезапно возникает человек в маске. - Лупиан, помнишь ли ты 1807 год? - Почему именно 1807-й? - Потому что в этом году ты совершил преступление. - Какое преступление? - А не припоминаешь ли ты, как, позавидовав другу своему Пико, упрятал его в тюрьму? - Бог покарал меня за это... жестоко покарал. - Не Бог тебя покарал, а Пико, который, чтобы утолить жажду мщения, заколол Шамбара, отравил Солари, сжег твой дом, опозорил твоего сына и выдал твою дочь за каторжника. Так знай, что под личиной официанта Проспера скрывался Пико. А теперь настал твой последний час, потому что ты будешь Номером третьим. Лупиан падает. Он убит. Пико уже у выхода из Тюильри, но тут его хватает чья-то железная рука, ему затыкают рот и куда-то увлекают под покровом темноты. Он приходит в себя в подвале, где находится с глазу на глаз с незнакомым человеком. - Ну как, Пико? Я вижу, мщение кажется тебе детской забавой? Ты потратил десять лет жизни на то, чтобы преследовать трех несчастных, которых тебе следовало бы пощадить... Ты совершил чудовищные преступления и меня сделал их соучастником, потому что я выдал тебе имена виновников твоего несчастья. Я - Антуан Аллю. Издалека следил я за твоими злодеяниями. И, наконец, понял, кто ты такой. Я поспешил в Париж, чтобы разоблачить тебя перед Лупианом. Но, видно, дьявол был на твоей стороне и тебе удалось опередить меня. - Где я нахожусь? - Не все ли тебе равно? Ты там, где тебе не от кого ждать ни помощи, ни милосердия. Месть за месть. Пико зверски убит. Его убийца уезжает в Англию. В 1828 году Аллю, тяжело заболев, призывает католического священника, который под его диктовку записывает во всех подробностях этот леденящий кровь рассказ, и разрешает священнику после его смерти передать эту исповедь французскому суду. Исповедник в точности исполняет последнюю волю Антуана Аллю и передает этот бесценный документ в архивы парижской полиции, где с ним и ознакомился Жак Пеше. Для Дюма, Бальзака или Эжена Сю в этой истории заключался готовый роман. И не только для них, но и для читающей публики. Уже в течение многих тысячелетий страждущее человечество утешает себя мифами о торжестве справедливости. Из мифических персонажей наибольшей популярностью пользуются Волшебник и Вершитель Правосудия. Униженные и оскорбленные с надеждой, не ослабевающей от разочарований, уповают на Бога или героя, который исправит все ошибки, покарает злодеев и вознаградит наконец праведников, посадив их одесную. Древние наделяли Вершителя Правосудия большой физической силой; примером тому может служить Геракл. Дюма в память о своем отце-генерале с успехом воскресил в образе Портоса миф о Геракле. В "Тысяче и одной ночи" Вершитель Правосудия становится магом. Сила его носит уже не столько физический, сколько оккультный характер. Он может спасти невинного, уведя его далеко от преследователей, может открыть беднякам пещеры, полные драгоценностей. В эпоху Дюма Волшебник превращается в набоба, обладателя гигантского состояния, которое позволяет ему осуществлять самые дерзновенные фантазии. Дюма всегда мечтал быть таким распределителем земных благ. И в пределах, к сожалению, весьма ограниченных его собственными денежными затруднениями, он тешил себя, играя эту роль по отношению к своим друзьям и любовницам. Все его золото можно было уложить в один кубок, но он расшвыривал его жестом столь широким, что ему мог позавидовать любой набоб. Дюма доставляло большое удовольствие сделать своего героя баснословным богачом, пригоршнями раскидывающим направо и налево сапфиры, алмазы, изумруды и рубины. К тому же Дюма очень хотелось, чтобы этот герой был бы еще и мстителем во имя великой цели. Ведь и у самого Дюма, несмотря на всю широту его натуры, накопилось много обид как против общества, так и против отдельных личностей. Его отца-генерала травили, самого Дюма преследовали кредиторы, обливали грязью всевозможные клеветники. Он разделял со многими обиженными ту жажду мщения, которая еще со времен "Орестейи" вдохновляла людей на создание стольких шедевров. И ему очень хотелось хотя бы в романе вознаградить себя за все те несправедливости, которые он терпел от общества. Пеше дал ему готовую интригу. А подлинные истории могут служить великолепной основой, если к ним приложит руку настоящий художник. Дюма уже довольно далеко зашел в своей работе, когда его друг Маке пробудил в нем некоторые сомнения.
"Я рассказал ему о том, что я сделал, и о том, что мне еще оставалось сделать. - Мне кажется, - заметил он, - что вы опускаете самые интересные моменты жизни героя... а именно - его любовь к Каталонке, измену Данглара и Фернана, десятилетнее заключение с аббатом Фариа. - Я расскажу обо всем этом, - говорю я. - Не можете же вы рассказывать четыре или пять томов, а здесь получится не меньше. - Возможно, вы правы. Приходите ко мне завтра. Мы потолкуем об этом. Весь вечер, всю ночь и утро я думал о его замечаниях, и они показались мне настолько справедливыми, что под конец совсем вытеснили мой первоначальный замысел. И вот когда Маке на следующий день зашел ко мне, он увидел, что роман разбит на три четко разграниченные части, озаглавленные: Марсель - Париж - Рим. В тот же вечер мы совместно с Маке набросали план первых пяти частей. Первую часть мы отвели под экспозицию, в трех последующих речь должна была идти о заточении в замке Иф, в пятой - о бегстве из замка и вознаграждении семейства Морель. Все остальные части, хоть и не были разработаны в деталях, были в общем ясны. Маке считал, что он оказал мне всего-навсего дружескую услугу. Я полагаю, что он проделал работу соавтора..."
А теперь настало время рассказать о том, как Дюма использовал "Записки" Пеше. Герой Дюма, Эдмон Дантес, как и Франсуа Пико, готовится к свадьбе с любимой девушкой в тот самый момент, когда над ним разражаются невероятные несчастья. Как в истории, рассказанной Пеше, невеста Пико выходит замуж за Лупиана, так и у Дюма рыбак Фернан отнимает у Эдмона Мерседес. Но Дюма раздвоил личность Лупиана: он сделал на его материале двух героев - Фернана и предателя Данглара. Следователь Вильфор, видевший в гибели Дантеса лишь средство сделать карьеру, имел живым прототипом того самого ретивого комиссара, который с такой готовностью принял на веру клеветнический донос Лупиана. Аббат Фариа, товарищ Эдмона Дантеса по заточению в замке Иф, становится на место миланского прелата, завещавшего свои сокровища Франсуа Пико. После того как он бежал из замка и стал богат, Дантес последовательно перевоплощается в аббата Бузони, в Синдбада-морехода, в лорда Уилмора и в графа Монте-Кристо, точно так же Пико выдавал себя за Жозефа Люше, аббата Балдини и официанта Проспера. Не оставил без внимания Дюма и тот факт, что дочь Лупиана, обольщенная самозванцем, надеялась, выйдя замуж за уголовного преступника, выдававшего себя за маркиза, породниться с самыми знатными домами. Этот эпизод легко поддавался романизации. И он, в свою очередь, вводит в дом Дангларов Бенедетто, незаконного сына Вильфора, осужденного за мошенничество, воровство и подлоги и сосланного на тулонскую каторгу. Убежав с каторги, этот арестант так удачно выдает себя за итальянского князя, что очаровательная Эжени, дочь Данглара, отдает ему руку. В день, когда должно состояться торжественное подписание брачного контракта, жениха арестуют по обвинению в убийстве. Но не из "Записок" было взято гениальное, мгновенно запечатлевающееся в памяти название романа "Граф Монте-Кристо". В реторту с таинственным составом, из которого выходят шедевры, было подбавлено новое бесценное вещество, и произошло это в тот самый день, когда Дюма отправился охотиться на островок близ Эльбы. Живой Пико был слишком кровожаден в своей мести, чтобы стать популярным героем. И Дюма сделал Дантеса не свирепым убийцей, а неумолимым мстителем. Пико собственноручно убивает своих врагов. Он мстит за себя сам, тогда как Дантес направляет руку судьбы. Фернан, успевший стать генералом, графом де Морсером и супругом Мерседес, кончает жизнь самоубийством, Данглар разорен, Вильфор сходит с ума. Чтобы бросить луч света в это царство мрака и заодно придать роману колорит "Тысячи и одной ночи", Дюма снабжает Монте-Кристо любовницей гречанкой Гайдэ, дочерью паши Янины. Именно о такой великолепной рабыне всю жизнь мечтал сам Дюма. К концу книги Эдмон Дантес, пресытившись мщением, наделяет приданым дочь своего врага мадемуазель Вильфор и выдает ее замуж за сына своего друга Мореля. Но когда молодые люди хотят отблагодарить своего благодетеля и спрашивают у моряка Джакопо: "Где граф? Где Гайдэ?" - Джакопо указывает рукой на горизонт.
"Они обратили взгляд туда, куда указывал моряк, и вдали, на темно-синей черте, отделявшей небо от моря, они увидели белый парус не больше крыла морской чайки".
Итак, "Граф Монте-Кристо" заканчивается так же, как заканчиваются фильмы Чаплина - кадром, на котором мы видим силуэт человека, уходящего вдаль.
В блокноте этом наш Дюма Ведет расходам счет. Но только Важнейшей нет графы там: сколько Он в день расходует ума. Роже де Бовуар
Успех "Графа Монте-Кристо" превзошел все предыдущие успехи Дюма. Париж был без ума от романа, и сам Дюма больше, чем любой другой парижанин. Он никогда не проводил четкой грани между своими романами и личной жизнью. Ему доставило огромное удовольствие вести через посредство Эдмона Дантеса столь бесподобное существование, и он захотел пережить нечто подобное в реальной жизни. Разве он не был набобом от литературы? Разве он не зарабатывал двести тысяч франков золотом в год? Так почему же ему не построить замок Монте-Кристо? С 1843 года Дюма, сохраняя за собой квартиру в Париже, снял (за две тысячи франков в год) виллу "Медичи" в Сен-Жермен-ан-Лэ и взял в аренду театр этого маленького городка. Он пригласил туда Комеди Франсез, кормил артистов и обеспечивал их жильем, брал на себя гарантии за выручку и терял на этом деле кучу денег. Зато его двор, гарем и зверинец весело копошились вокруг него, а доходы железной дороги из Парижа в Сен-Жермен сразу поднялись. Толпы любопытных стекались в Сен-Жермен, чтобы поглазеть на великого человека. И он, знатный вельможа, пожимал руки, отпускал остроты и первый смеялся над ними. Удивленный король спросил однажды у министра Монталиве: - Отчего в Сен-Жермене царит такое оживление? - Сир, - последовал ответ, - желает ли ваше величество, чтобы Версаль веселился до упаду? Дюма за пятнадцать дней возродил Сен-Жермен - прикажите ему провести две недели в Версале. Но не в Версале, а по дороге из Буживаля в Сен-Жермен купил Дюма поросший лесом участок, чтобы возвести замок своей мечты. Он привел на этот склон архитектора Дюрана и сказал ему: - Вот здесь вы разобьете мне английский парк, в центре его я хочу построить замок в стиле Возрождения, напротив - готический павильон, окруженный водой... На участке есть ручьи. Вы создадите каскады... - Но, господин Дюма, здесь глинистая почва. Все ваши строения поползут. - Господин Дюран, вы будете копать, пока не дойдете до туфа... Вы отведете два подземных этажа под погреба и своды. - Это вам обойдется в несколько сотен тысяч франков. - Надеюсь, никак не меньше, - ответил Дюма, расплываясь в счастливой улыбке. Самое удивительное, что он и впрямь осуществил свой замысел. Парк, разбитый на английский манер, большой и живописный, по сей день поражает своими романтическими ивами и зелеными лужайками. Два флигеля соединены решеткой, достойной украшать замок феодального сеньора. По другую сторону дороги, ведущей в Марли-ле-Руа, стоят очаровательные службы (в стиле Вальтера Скотта), которые по современным представлениям могли бы считаться самостоятельными загородными домиками. Сам "замок", по сути дела, представляет собой обыкновенную виллу, причем настолько эклектичную по стилю, что она производит впечатление дикое и вместе с тем трогательное. Бальзак восхищался ею и завидовал Дюма. Напрасно! Окна, скопированные с окон замка д'Анэ, вызывают в памяти Жана Гужона и Жермена Пилона. Саламандры на лепных украшениях заимствованы из герба, пожалованного Франциском Первым городу Вилле-Коттре - родине Александра Дюма. Скульптурные изображения великих людей от Гомера до Софокла, от Шекспира до Гете, от Байрона до Виктора Гюго, от Казимира Делавиня до Дюма-отца образуют фриз вокруг дома. Над парадным входом девиз владельца замка: "Люблю тех, кто любит меня". Над фасадом в стиле Генриха II вздымается восточный минарет. Архитектура эпохи трубадуров соседствует с Востоком "Тысячи и одной ночи". Крыша утыкана флюгерами. Апартаменты небольшие, зато на редкость разностильные, состоят из пятнадцати комнат, по пяти на каждом этаже, - и все это венчают обшитые панелями мансарды. Главный зал - белый с золотом - выдержан в стиле Людовика XV. Арабская комната украшена гипсовыми арабесками тонкой работы, на которых еще можно прочесть изречения из Корана, хотя позолота и яркие краски вязи везде уже облупились. В двухстах метрах от "замка" возвышается удивительное строение в готическом стиле - нечто среднее между миниатюрной сторожевой башней и кукольной крепостью. Маленький мостик перекинут через ров, заполненный водой. На каждом камне высечено название одного из произведений Дюма. Весь первый этаж занимает одна комната, лазурный потолок ее усыпан звездами. Стены обтянуты голубым сукном, над резным камином - рыцарские доспехи. Сундуки в стиле средних веков, стол, вывезенный из трапезной какого-то разоренного аббатства. Здесь Дюма почти не мешали работать. Спиральная лестница вела в келью, где он иногда проводил ночь. Дозорная площадка позволяла ему наблюдать за гуляющими по парку гостями. Все вместе производило впечатление лилипутского величия. Леон Гозлан был в восторге.
"Я могу сравнить эту жемчужину архитектуры, - писал он, - только с замком королевы Бланш в лесу Шантийи и домом Жана Гужона... У здания усеченные углы, каменные балконы, витражи, свинцовые оконные рамы, башенки и флюгера... Оно не принадлежит к определенной эпохе - его нельзя отнести ни к античности, ни к средневековью. В нем, однако, есть нечто возрожденческое, и это придает ему особое очарование... Дюма, который лучше, чем кто бы то ни было, знает талантливых людей своего времени, заказал все статуи, украшающие замок, Огюсту Прео, Джеймсу Прадье и Антонену Миму... По фризу первого этажа он распорядился расположить бюсты великих драматургов всех веков, в том числе и своего..."
Гозлан рассыпался в похвалах тунисским скульпторам за "тонкость и изящество работы, какую увидишь разве что на мавританских плафонах Альгамбры; сложный резной узор кажется роскошным кружевом... Я вне себя от восхищения... В Трианоне нет ни одного плафона, равного тому, который тунисец создал для "Монте-Кристо". С центрального балкона открывается вид еще более прекрасный, чем тот, которым мы наслаждаемся с высоты террас Сен-Жермена..." Гозлан здесь выказывает себя больше Монте-Кристо, чем сам Монте-Кристо. На самом деле "замок" был всего-навсего причудливой, нелепой и маленькой виллой, где Дюма, однако, жил как знатный вельможа. На новоселье (25 июля 1848 года) Дюма пригласил к обеду шестьсот гостей. Обед заказали в знаменитом ресторане ("Павильон Генриха Четвертого" в Сен-Жермене), столы накрыли на лужайке. В курильницах дымились благовония. Повсюду красовался девиз маркизов де ля Пайетри: "Ветер раздувает пламя! Господь воспламеняет душу!" Сияющий Дюма расхаживает среди приглашенных. На сюртуке его сверкают кресты и ордена. Поперек блестящего жилета перекинута массивная золотая цепь. Он обнимает хорошеньких женщин и всю ночь напролет рассказывает чудесные истории. Никогда в жизни он не был так счастлив.
Бальзак - Еве Ганской, 2 августа 1848 года: "Ах, Монте-Кристо" - это одно из самых прелестных безумств, которые когда-либо делались. Он - самая царственная из всех бонбоньерок на свете. Дюма уже израсходовал 400 тысяч франков, и ему понадобится еще 100 тысяч франков, чтобы закончить замок. Но он во что бы то ни стало осуществит свой замысел. Вчера мне удалось узнать, на какой земле построен этот маленький замок. Земля эта принадлежит крестьянину, который продал ее Дюма по устной договоренности так, что в любую минуту, если ему вдруг вздумается распахать свое поле и сажать на нем капусту, он может потребовать снести замок. Это дает вам некоторое представление о характере Дюма! Строить этакое чудо, ибо замок - поистине чудо, хотя и незавершенное, на чужой земле, не имея никаких документов, подтверждающих твои права! Крестьянин может умереть, а его дети, пока еще несовершеннолетние, не захотят сдержать слово, данное их отцом!.. Если бы вы увидели этот замок, вы бы тоже пришли в восторг от него. Это очаровательная вилла, она куда красивее виллы Пампили, потому что с нее открывается вид на террасы Сен-Жермена, и, помимо всего прочего, она стоит у воды!.. Дюма обязательно ее достроит. Она такая же красивая и изысканная, как портал Анэ, который вы видели в Музее изящных искусств. Планировка прекрасная - одним словом, безумная роскошь времен Людовика XV, но в стиле Людовика XIII с элементами украшении эпохи Возрождения. Говорят, постройка уже обошлась Дюма в 500 тысяч франков и что ему необходимо еще 100 тысяч франков, чтобы завершить свой замысел. Его ограбили, как на большой дороге. Он вполне мог бы уложиться в 200 тысяч франков..."
Очень забавно читать, как Бальзак распекает Дюма за безрассудные траты и поучает его искусству бережливости. Так началась неповторимая жизнь в "замке" "Монте-Кристо". Хозяин дома поселился в микроскопической крепости; над своим рабочим кабинетом он оборудовал келью, где стояли только железная кровать, стол некрашеного дерева и два стула. Там он работает с утра до вечера, а часто с вечера и до утра. На нем лишь рубашка и тиковые панталоны. Он очень растолстел, и его огромный живот упирается в стол, а между тем он ест самую простую пищу: пантагрюэлевские пиры он задает гостям. В "Монте-Кристо" он держит открытый дом. В "Монте-Кристо" радушно принимают всех, кто бы ни пришел. Дюма протягивал гостю левую руку, правой продолжая писать, и приглашал его к обеду. Повар то и дело получал указание поджарить еще несколько котлет по-беарнски. Иногда Дюма, который сам был отличным кулинаром, приготовлял какое-нибудь блюдо по своему рецепту и с увлечением стряпал соусы. Любой писатель, любой художник, стесненный в деньгах, мог поселиться в "Монте-Кристо". Там постоянно жило множество дармоедов, с которыми амфитрион даже не был знаком. Содержание этих людей стоило ему нескольких сот тысяч франков в год. Уже не говоря о женщинах... В "замке" "Монте-Кристо" одна любимая султанша быстро сменяла другую: в их числе была и Луиза Бодуэн, которую величали Аталой Бошен, дебютантки Исторического театра, женщины-писательницы. Фавориткой 1848 года была Селеста Скриванек, очаровательная актриса, совсем еще молодой дублировавшая Дежазе и с большим изяществом исполнявшая куплеты в водевилях. Любовница, друг и секретарь Дюма, она хотела играть в этом непостоянном семействе еще и роль матери.
Селеста Скриванек - Дюма-сыну: "Мой дорогой Александр, я на верху блаженства: я не расстанусь с вашим отцом. Он согласился взять меня с собой. Я буду путешествовать с вами под видом мальчика: портной только что снял с меня мерку. Ах, я схожу с ума от счастья! Простите меня, мой милый, добрый друг, за то, что я не сообщила вам обо всем этом раньше (sic!); изо дня в день я собиралась поболтать хоть несколько минут с вами, но в последний момент мне всегда что-нибудь мешало. Ваш отец заставляет меня много работать, я пишу под его диктовку, и я очень горда и счастлива тем, что могу быть секретарем этого универсального человека. Я надеюсь через месяц увидеть вас здесь, но тем временем все же черкните мне несколько дружеских слов. Мы выполнили все ваши поручения. Сейчас я подрубаю ваши галстуки; как только портной закончит ваши брюки, мы вышлем все вместе. Сегодня вечером мы отправляемся в Версаль и пробудем там целых три дня. Прощайте, напишите мне поскорее. Ваша преданная маленькая мама, С.Скриванек".
Что касается Лолы Монтес, то хотя она и провела несколько дней в "Монте-Кристо", нам представляется маловероятным, чтобы она была любовницей Дюма, так как, став милостью своего любовника короля Людвига I Баварского всемогущей графиней Ландсфильд, она писала в "Монте-Кристо":
Мюнхен, 14 апреля 1847 года: "Мой дорогой господин Дюма! Для меня было большим удовольствием получить (sic!) несколько дней назад ваше письмо. Если вы к вам приедете, я ногу вас заверить, что как будет оказан прием, достойный такого талантливого и прославленного писателя, как вы. Его величество король просит меня передать вам его благодарность за те лестные слова по его адресу, которые содержались в письме ко мне, а также сказать вам, что ему доставит огромное удовольствие увидеть вас в Баварии. Я считаю, что вы должны приехать к нам, не теряя времени. Все здесь в восторге от ваших прекрасных произведений, и я уверена, что вас примут по-царски. Я пишу вам обо всем этом для того, чтобы вы обязательно приехали повидаться с королем. Я думаю, что вы останетесь довольны друг другом. Не смею дольше отнимать ваше драгоценное время, так как хорошо знаю, что письмо от столь скромной особы, как я, не может заинтересовать вас. Но разрешите мне, дорогой господин Дюма, навсегда остаться одной из самых восторженных ваших поклонниц. Лола Монтес".
Лола Монтес, баварская графиня, была ирландкой, выдававшей себя за испанку. Из письма видно, что она писала с грубыми синтаксическими и орфографическими ошибками. Но содержание письма говорит о том, что Лола не была любовницей Дюма, хотя официальный тон мог быть продиктован и осторожностью. В "Монте-Кристо" безраздельно правил итальянский мажордом синьор Раскони. Садовник Мишель, мастер на все руки, большой знаток "Словаря естественных наук", приводил Дюма в восторг, называя по-латыни растения и животных. Был там еще и маленький негритенок Алексис, которого Мари Дорваль однажды принесла Дюма в корзинке с цветами. - Я не могу его прокормить, - сказала очаровательная актриса, обремененная долгами, - и поэтому дарю его тебе, мой славный пес. - Откуда он родом? - С Антильских островов. - На каком языке говорят на Антильских островах, мой мальчик? - На креольском. - А как будет по-креольски: "Здравствуйте, сударь"? - Здравствуйте, сударь. - Ну что ж, тогда все ясно, мой мальчик. Отныне мы будем говорить по-креольски... Мишель! Мишель!.. Вошел садовник. - Вот вам, Мишель, новый гражданин, который теперь будет жить с нами. Был в "Монте-Кристо" еще один слуга, приставленный к псарне, и другой - к вольерам, потому что эти джунгли были населены зверями, которым Дюма посвятил очаровательную книгу "История моих животных". В доме жили пять собак, три обезьяны, из них одна - мартышка (которых он назвал в честь знаменитого писателя, знаменитого переводчика и популярной актрисы), два попугая, золотой фазан, окрещенный Лукуллом, петух, прозванный Цезарем, кот по кличке Мисуф и гриф Югурта, вывезенный из Туниса, которого переименовали в Диогена с тех пор, как он поселился в бочке. Монте-Кристо хорошо работалось под писк и гомон зверинца. На столе у него всегда лежала стопка бумаги - голубые листки для романов, розовые - для статей и желтые, предназначенные для поэм одалискам. Его поглощали мысли об Историческом театре, для которого он переделывал в пьесы один роман за другим; он был бы счастлив, если бы его сын согласился войти на паях в фирму "Александр Дюма и Кo". Пожелай он только играть роль Маке, говорил отец, он мог бы легко заработать от сорока до пятидесяти тысяч франков в год. "Это вовсе не трудно, поверь мне... Я бы тебе все объяснил. Если бы тебе что-нибудь не понравилось, ты мог бы мне возражать". Дюма-сын, несмотря на успех своего романа, очень нуждавшийся в деньгах, в конце концов согласился, хотя и не слишком охотно, собрать и обработать для отца кое-какие исторические материалы.
Дюма-отец - Дюма-сыну: "Посылаю тебе пятьсот франков. Постарайся закончить третий том к концу месяца. Это даст тебе две тысячи франков..."
Иногда Дюма-сын под натиском какой-нибудь красотки обращался за помощью к Ипполиту Остену, оборотистому молодому человеку, которого Дюма-отец сделал директором Исторического театра:
"Мой дорогой Остен! Бедней церковной мыши Покорный ваш слуга. Увы, с трудом он дышит: Ему фиакр не по карману, а Дюлон Сам без гроша сидит. (Так утверждает он.) Порше, как я узнал, в таком же положенье И денег мне не даст... Так вот об одолженье Хочу вас попросить: могли бы вы сейчас Мне триста франков дать? Не разорю я вас, А мне окажете услугу вы... Засим Жду с нетерпением ответа. Дюма-сын".
Дырявая корзина, говорите вы? Это правда, но не я проделал в ней дыры. Александр Дюма
Первый сезон в Историческом театре был очень удачным: сборы дали 707905 франков. Второй открылся триумфом Дюма - Маке - "Шевалье де Мезон-Руж", драмой, в которой трогательная любовная история развертывается на фоне великих событий революции. Пьеса кончается последним пиршеством жирондистов и песней "Умереть за родину"... 7 февраля 1848 года Исторический театр ввел смелое новшество: драма "Монте-Кристо" должна была идти два вечера кряду. Первая часть, кончавшаяся побегом Эдмона Дантеса, длилась с шести часов вечера до полуночи.
"Все расходились, - писал Готье, - с твердым намерением вернуться завтра. Ночь и следующий день казались всего-навсего досадно затянувшимся антрактом. На втором вечере зрители уже здоровались, знакомились, вступали в разговоры... Каждый старался устроиться поудобнее, расположиться с комфортом - словом, чувствовал себя жильцом, а не зрителем... Когда занавес упал в последний раз, из груди всех присутствующих единодушно вырвался вздох сожаления: "Как, уже? Расстаться так скоро, пробыв вместе всего два дня? Неужели великий Александр Дюма и неутомимый Маке так мало верят в нас?.. Да мы бы отдали им всю неделю..."
Но 24 февраля разразилась революция 48-го года. Восстания гибельны для театров, и залы опустели. Только Рашель удавалось еще делать аншлаги в Комеди Франсез, декламируя Марсельезу в антракте между четвертым и пятым актом трагедии Корнеля или Расина. Читала она превосходно, голос ее звучал гордо и непреклонно. Однако, несмотря на всю свою преданность республике, Дюма предпочел бы немного меньше гимнов и побольше зрителей. И хотя он нисколько не жалел о Луи-Филиппе, который всегда относился к нему плохо, в молодых принцах он терял ценных покровителей. Вполне вероятно, что он, как и Виктор Гюго, приветствовал бы регентство герцогини Орлеанской. Но поскольку на это не было никакой надежды, он решил стать на сторону нового режима и выдвинуть свою кандидатуру в депутаты. "Революционная буря вместе с коронованным старцем унесла и скорбную мать и хилого ребенка. Франция в эти дни бедствий, - писал Дюма, - обращается к своим лучшим сыновьям... Мне кажется, я имею право быть в числе тех достойных мужей, которых она призвала на помощь..." Это означало, что он, как Ламартин и Гюго, был намерен заняться политикой. Осталось только выбрать департамент, чтобы выставить свою кандидатуру. У Гюго не было никаких сомнений на этот счет: башни Собора Парижской Богоматери образуют "H" - инициал его фамилии - Hugo; Париж принадлежит ему, парижане относятся к нему серьезно. Но парижане никогда бы не выбрали Дюма: они считали его большим шутником и не принимали всерьез. Может быть, попытать счастья в департаменте Эн, где он родился? Он боялся, что там его считают большим республиканцем, чем сама республика. В департаменте Сены и Уазы, где у него собственность - замок "Монте-Кристо" - и где он командует батальоном национальной гвардии в Сен-Жермен-ан-Лэ? Увы, в те три дня, когда решалась судьба революции 48-го года, он предложил повести своих людей на Париж, и они не простили ему "легкомыслия, с которым он готов был рисковать их жизнью". Эти защитники нации, конечно, хотели защищать нацию, но только на своей территории, и они потребовали отставки своего не в меру воинственного командира. Молодой человек, которому Дюма оказал кое-какие услуги, убедил его, что его очень любят в департаменте Ионн и что он непременно пройдет на выборах. Дюма и сам был уверен, что в департаменте Ионн ан так же популярен, как и в любом другом департаменте Франции, и что ни один кандидат не устоит против него. Но он забыл, что французская провинция всегда отдает предпочтение землякам. "Кто он такой, этот Дюма? - спрашивали ионнцы. - Он из здешних? У него есть виноградники? Или, может, он виноторговец? Нет?.. - Так, значит, это тот политикан, да к тому же друг герцогов Орлеанских, сторонник регентства? - говорили одни. - Аристократишка, маркиз!" - подхватывали другие. Дюма только что основал газету "Ле Муа" (под скромным девизом "Господь диктует, и я пишу"), там он выступил с требованием водворить статую герцога Орлеанского на ее прежнее место в Луврском дворце. Избиратели упрекали его за верность герцогу. Дюма ответил им великолепной речью. Он говорил о дружбе я признательности, напоминал о том горе, которое причинила трагическая гибель юного принца, заставил плакать одну половину зала, аплодировать другую и - провалился на выборах. Однако в Париже он все же посадил перед Историческим театром дерево свободы, сказав директору: "Остен, сохраним любовь народа. Принцы исчезнут, а великий французский народ останется". Когда на одном из избирательных митингов в департаменте Ионн какой-то рабочий грубо прервал Дюма криками: "Эй ты, маркиз, эй ты, негр!" - он ответил ему так, как ответил бы генерал Дюма - или Портос. Он схватил крикуна за штаны и поднял над парапетом: "Проси прощения, не то я кину тебя в воду!" Крикун принес извинения. Дюма сказал: "Ладно. Я только хотел тебе доказать, что руки, написавшие за двадцать лет четыреста романов и тридцать пять драм, - это руки рабочего..." Одно время он носился с мыслью выставить свою кандидатуру на Антильских островах: "Я пошлю им прядь волос, и они увидят, что я свой". Но и от этого намерения ему тоже пришлось отказаться, и так как он не имел возможности творить историю, он снова стал сочинять истории. Но сколько б драм и романов он ни писал, никаких гонораров не хватало, чтобы остановить надвигающуюся лавину его долгов. Исторический театр делал ничтожные сборы. Пьеса Бальзака "Мачеха" (25 мая 1848 года) с треском провалилась. Несмотря на возобновление "Нельской башни", театр стоял на пороге банкротства. С первых же недель совместной работы Дюма напугал своей расточительностью Остена, с которым, по отзыву Марселины Деборд-Вальмор, "ладить было далеко не так легко, как с нашим поэтом, этим большим ребенком, которого мы все так любим". А бедный большой ребенок обещал все и всем. Он раздавал ангажементы направо и налево: "Актеры стекались к нему, но всех приводила в ужас неустойчивость его положения и та чудовищная роскошь, в которой он жил. Говорили, что он сможет свести концы с концами, только если будет беречь каждый грош, как Бокаж, и поручит за этим следить господину Остену..." Но даже Остен вскоре отказался быть "здравым смыслом Дюма". В декабре 1849 года он подал в отставку. Его преемники преуспели в этом не больше, чем он. Ненасытный Исторический театр пожирал одну пьесу за другой и почти не давал денег. Дюма со всех сторон осаждали кредиторы. На "Монте-Кристо" был наложен арест, и сумма залога, отягощавшая недвижимость, поднялась до 232469 франков и 6 сантимов. Ида Ферье, или, вернее, маркиза Дави де ля Пайетри, как она величала себя в Италии, привилегированная кредиторша, которой Дюма задолжал сто двадцать тысяч франков ее приданого плюс проценты на них, плюс назначенное ей содержание, боролась за то, чтобы взыскать свой долг, но при этом оставалась в тени. С августа 1847 года она поручила вести свои дела адвокату, мэтру Лакану, но написала ему, что не решается начать тяжбу с Дюма.
Неаполь, 1 августа 1847 года. "Что может сделать женщина, одинокая бедная, чья единственная сила в истине, к которой она вынуждена взывать издалека, что может она сделать против коварных измышлений и искусной лжи человека, словам которого придает такой вес известность его таланта? Мы можем сколько угодно осуждать его частную жизнь, но как писатель он обладает обаянием, которому трудно противиться. Этот ум, столь неистощимый в поэтических и забавных выдумках, так же неутомим в борьбе с теми, кого он ненавидит. Господин Дюма не остановится перед самой черной ложью, если с ее помощью можно раздавить меня и обелить себя. И как бы я ни была права, я вынуждена буду отступить, или, в лучшем случае, его вероломство и ложь нанесут мне такой урон, что я не захочу продолжать этой борьбы. Именно на это он всегда рассчитывал, именно потому он надеялся удержать меня от обращения к правосудию... Он знает, насколько я боюсь скандалов и какие жертвы я принесла, чтобы сохранить положение в свете, которого он всеми силами пытался меня лишить. Мы по-разному смотрим на вещи: он считает, что скандалы лишь удваивают популярность его книг, и поэтому ищет их так же усердно, как я пытаюсь их избежать. Я настоятельно прошу вас сударь сообщить мне, какие неприятные последствия такого рода может повлечь за собой моя просьба об алиментах. Мне и моим близким было бы очень тяжело выносить нищету, но не менее ужасно было бы видеть, как меня обливают грязью, а я из-за своего отсутствия даже не имею возможности защищаться. Вот уже несколько лет, как я живу среди избранного общества этой страны и должна строго соблюдать приличия, а вы сами, сударь, знаете, сколь чувствителен к подобным вещам свет, законы которого Дюма решается нарушать тем более дерзко, что сам он к нему не принадлежит..."
В лагере сторонников маркизы Иды была ее падчерица Мари, очень привязанная к мачехе и осуждавшая отца за расточительность, и, разумеется, ее собственная мать, вдова Ферран, которой Дюма в свое время обещал пенсию и ни разу ее не выплатил. И мамаша и Мари мечтали съехаться с Идой и жить с ней в Неаполе или во Флоренции, где ее содержали "друзья".
Ида Дюма - мэтру Лакану: "Мои друзья во Флоренции, так же как и я, считают, что мне невозможно дольше оставаться в городе, где у меня нет никаких средств к существованию и где мое положение в свете, в котором я вращалась столько лет, обязывает меня соблюдать внешние приличия, слишком для меня разорительные. Они были так добры, что пошли на дальнейшие жертвы и устроили мне заем под гарантию, благодаря чему я смогла переехать в Неаполь, куда меня уже давно призывала забота о моем здоровье. Здесь мне на помощь пришли другие люди, иначе я не смогла бы даже дождаться решения по тому иску, который мы подадим сейчас, - решения, которого я жду, чтобы вернуться во Флоренцию и выписать к себе мать и падчерицу. Я надеюсь, сударь, суд учтет, что я должна содержать еще двух человек и что алименты, о которых я хлопочу, нужны не только мне. Восемнадцать тысяч франков на жену, тещу и дочь - не так уж много, особенно если сравнить эту сумму с теми гонорарами, которые получает господин Дюма, гонорарами, которые, как он неоднократно признавался, в частности во время процесса против одной из газет, названия ее я не помню (это было зимой 1845 года), превышают двести тысяч франков в год! Впрочем, его заработки известны буквально всем..."
Мари Дюма согласилась подтвердить эти факты и выступить свидетельницей против отца. Она назвала Иду "дорогой и нежно любимой маменькой" и жаловалась на то, что ей, девице шестнадцати лет, приходится быть свидетельницей разгула, царящего в "Монте-Кристо".
Мари Дюма - мачехе, Париж, 28 августа, 1847 года: "К тому же, дорогая и милая маменька, моя жизнь здесь стала совершенно невыносимой. Прибавьте к этому печаль, которую я непрестанно испытываю от разлуки с той, кого люблю больше всего на свете. Немалое горе также причиняют мне и требования отца - он хочет заставить меня жить с ним. Ах, моя дорогая, и это в его положении!.. Я никак не могу на это согласиться, меня до глубины души оскорбило, что он не постыдился вынудить меня подать руку дурной женщине. Он не краснел, принуждая меня находиться в обществе женщины, которую - имей он отцовские чувства - он должен был бы изгнать из "Монте-Кристо" в тот же день, как я туда приехала, женщины, имени которой не следовало бы даже упоминать в моем присутствии!.. Я клянусь гобой, которая мне дороже всего на свете, что только силой меня смогут заставить быть в подобном обществе..."
Ида вполне искренне хотела взять на себя воспитание Мари.
Ида Дюма - мэтру Лакану, Флоренция, 1 февраля 1848 года: "Я еще раз прошу вас добиться того, чтобы мне вернули мою падчерицу. Я прекрасно понимаю, что директриса ее пансиона по корыстным соображениям изо всех сил будет препятствовать этому. Она имела беседу по этому поводу с господином Ножаном де Сен-Лоран. Я умоляю вас, сударь, рассказать ему о подлинном положении девушки, к которой я отношусь, как к дочери. Всем известно, что дела ее отца настолько плохи, что он никогда не сможет дать ей ни одного су. То немногое, на что она может надеяться, она получит от меня. Молодой девушке придется безвыездно оставаться в Париже, где она ни на один день не сможет покинуть пансион, так как у нее нет ни матери, ни семьи, ни хоть сколько-нибудь подходящего для нее окружения и, что всего важнее, никакого будущего. Возвратившись ко мне, она освободит отца от тяжелой обязанности платить за ее обучение, что для него отнюдь не последнее соображение. Я позабочусь о том, чтобы она могла завершить свое образование... Мари будет вращаться здесь в обществе гораздо более высокопоставленном, чем то, которое она могла видеть в Париже. Если думать о ее устройстве в жизни, надо сказать, что во Флоренции ей в этом смысле будет гораздо лучше, чем в любом другом месте. Удерживая силой это несчастное дитя в Париже, они не только разбивают ее сердце, но и губят ее будущее..."
Мэтру Лакану в конце концов удалось выхлопотать небольшую пенсию для вдовы Ферран, но Ида утверждала, что господин Дюма дает обязательства лишь в тех случаях, когда имеется возможность от них увильнуть. Единственной гарантией для трех женщин был "Монте-Кристо". Маркиза де ля Пайетри была уверена, что рано или поздно Дюма каким-либо ловким маневром ухитрится передать дом подставному лицу. Она не ошиблась. И все же справедливости ради следует добавить, что Дюма не мог жалеть женщину, которая, как он знал, находится на содержании у богатого итальянца, и, помимо всего прочего, сокрытие наличности представлялось ему вполне похвальным делом, так как всякого кредитора он считал своим врагом. Разве Портос платил когда-нибудь долги? 10 февраля 1848 года суд департамента Сены объявил о разделе имущества супругов в пользу супруги и приговорил Дюма: во-первых, возвратить жене растраченное им приданое в сто двадцать тысяч франков; во-вторых, платить алименты (в размере шести тысяч в год), обеспеченные недвижимым имуществом. Потерпев поражение в первой инстанции, Дюма обжаловал решение суда. Революция, разорив его, усугубила и его семейные неурядицы. "Монте-Кристо" и вся обстановка виллы должны были пойти с молотка, но Дюма предпринял меры к тому, чтобы продажа была фиктивной.
Александр Дюма - Огюсту Маке: "Мне необходима ваша помощь в той мере, в какой вы сможете мне ее оказать. Чтобы урегулировать дела с госпожой Дюма, я вынужден продать обстановку моего дома, но собираюсь выкупить все, что смогу. Можете ли вы выручить ваши тысячу франков в "Ле Сьекль" и занять еще тысячу у вашего отца или у Коппа и купить на две тысячи франков те предметы, которые я вам укажу? Затем, поскольку все эти вещи следует увезти из "Монте-Кристо", вы переправите их в Буживаль [Дюма - стрекоза; Маке - муравей; дом расточителя Дюма продавался с молотка, а Маке приобрел себе виллу в Буживале; он умер богачом в своем собственном замке в Сен-Меме, неподалеку от Дурдана (прим.авт.)], откуда я их заберу... Сегодня я буду целый день дома. Приходите. Я хочу видеть вас еще до вечера..."
"Замок" "Монте-Кристо" был продан по приказу суда за смехотворно малую сумму в 30100 франков Жаку-Антуану Дуайену, который, несомненно, был подставным лицом Дюма, потому что он так никогда и не вступил во владение домом. 28 июля 1848 года судебная палата (суд второй инстанции) подтвердила решение гражданского суда. Ида одерживала одну победу в суде за другой, но денег у нее от этого не прибавлялось.
Ида Дюма - мэтру Лакану, Флоренция, 9 сентября 1848 года: "Все наши усилия могут оказаться бесполезными и ни к чему не приведут благодаря уверткам господина Дюма, с помощью которых он обходит закон. Но что бы ни произошло и каковы бы ни были результаты процесса, моя благодарность вам остается неизменной... Если бы не ваша энергичная помощь, если бы не доброта и преданность моих друзей во Флоренции, я не нашла бы в себе сил дождаться исхода моего дела. Моя мать говорит, что пройдет еще немало времени, прежде чем станет ясно, сможем ли мы получить что-нибудь от продажи "Монте-Кристо". Она не в состоянии добиться даже выплаты пенсии и живет на одолженные деньги, ожидая, пока решится моя судьба. Моя падчерица живет, увы, с отцом, и то роковое влияние на эту столь юную головку и сердце, которого я так опасалась, уже дает себя знать. Я предвижу, что все усилия, которые я прилагала, чтобы спасти ее от этой ужасной участи, обречены на провал. Но, как я вам уже говорила, сударь, я не перестаю уповать на вас и на божественный промысел... Моя мать (а она немного разбирается в этих вещах) пыталась мне объяснить, как обстоят наши дела. Она говорит о "необходимой отсрочке в три года", после которой мы сможем вчинить новый иск против этого господина Дуайена. Но на каком основании? Вот этого я совсем не поняла... Я очень опасаюсь, как бы отчуждение (sic!) имущества господина Дюма не разрушило ту последнюю надежду, которая у нас еще оставалась. Да будь мы тысячу раз правы в глазах закона, если господин Дюма не будет владеть никаким осязаемым имуществом, мы никогда не сдвинемся с мертвой точки..."
Дюма, который и впрямь не обладал более никаким осязаемым имуществом, обладал даром проматывать неосязаемое. Кредиторы понапрасну преследовали его. Сапожник, которому он был должен двести пятьдесят франков, приехал в Сен-Жермен, надеясь заставить Дюма заплатить по счету. Обедневший владелец "замка" принял его крайне любезно: - Ах, это ты, мой друг, как хорошо, что ты приехал: мне нужны лакированные башмаки и сапоги для охоты. - Господин Дюма, я привез вам небольшой счетец. - Конечно, конечно... Мы займемся им после обеда... Но сначала ты должен у меня отобедать... После обильной трапезы оробевший сапожник снова предъявил счет. - Сейчас не время говорить о делах... Пищеварение прежде всего... Я прикажу заложить карету, чтобы тебя отвезли на вокзал... Держи, вот двадцать франков на билет. Эта сцена, как будто взятая из комедии Мольера, повторялась каждую неделю. В конце концов сапожник перебрал у Дюма около шестисот франков и не меньше тридцати раз обедал за его счет. Потом приходил садовник Мишель. - Должен вам сообщить, сударь, что у нас вышло все вино для прислуги; необходимо сделать новые запасы, в погребе остались только иоганнесбергер и шампанское. - У меня нет денег. Пусть для разнообразия пьют шампанское. Вскоре судебные исполнители перешли в наступление. Из "замка" увезли мебель, картины, кареты, книги и даже зверей! Один из исполнителей оставил такую записку: "Получен один гриф. Оценен в пятнадцать франков". Это был знаменитый Югурта-Диоген. Но вот настал день, когда Дюма пришлось, наконец, покинуть свой "замок"; на прощание он протянул приятелю тарелочку, на которой лежали две сливы. Приятель взял одну из них и съел. - Ты только что съел сто тысяч франков, - сказал Дюма. - Сто тысяч франков? - Ну конечно, эти две сливы - все, что у меня осталось от "Монте-Кристо"... А ведь он обошелся мне в двести тысяч франков...
Бальзак - Еве Ганской: "Я прочел в газетах, что в воскресенье все движимое имущество "Монте-Кристо" пойдет с торгов; сам дом продан или будет продан в ближайшем будущем. Эта новость повергла меня в ужас, и я решил работать денно и нощно, чтобы избежать подобной участи. Впрочем, во всех случаях я не допущу такого: лучше уеду в Соединенные Штаты и буду довольствоваться сельскими радостями, как господин Бокарме".
Одна из прекрасных черт характера Дюма заключалась в том, что даже в крайней бедности он оставался для всех, за исключением своей супруги и кредиторов, самым щедрым из людей. Он, как мог, поддерживал великих актеров романтического театра, которые приближались к печальной старости. Мадемуазель Жорж, чья толщина приобрела угрожающие размеры, играла в Батиньоле и была так бедна, что у нее часто не хватало двадцати пяти су на фиакр. Бокаж, став директором Одеона, с головой ушел в интриги и административные дела. Только Фредерик Леметр не сдался и, подобно Кину, шокировал публику, обращаясь к ней с подмостков: - Граждане, сейчас, как никогда, время провозгласить: "Да здравствует республика!" - Говори свой текст, фигляр! - обрывал его Мюссе. Леметр играл в пьесе Огюста Вакери "Tragaldabas" ["Обжора" (исп.)] - последней романтической драме чистых кровей. Увы, "рапсодия часто оборачивается пародией". Трех десятилетий, за которые драма проделала путь от "Христины" и "Эрнани" до "Tragaldabas", было достаточно, чтобы загубить жанр. Еще не оправившись после смерти своего горячо любимого внука Жоржа, бедная Мари Дорваль была вынуждена снова зарабатывать себе на хлеб тяжким ремеслом бродячей актрисы. Но в Канне она слегла, не в силах продолжать дальнейшую борьбу. У нее нашли болезнь печени. Когда умирающую Мари привезли домой, она послала за Жюлем Сандо, своим бывшим любовником (остепенившийся Сандо струсил и отказался прийти) и за своим "славным псом" Дюма, который тут же примчался. "Та, которая в "Антони" столько раз шептала: "Но я погибла, погибла", - чувствовала, что обречена. Родственники ее были слишком бедны, чтобы купить место на кладбище, и она очень боялась, что ее тело бросят в общую могилу. Дюма поклялся, что не допустит такого позора..." Он достанет деньги. Когда Дорваль умерла, Дюма отправился к графу Фаллу, министру народного просвещения, и обратился к нему за помощью. Но министр как официальное лицо не мог ничем ему помочь: фонда, предназначенного для вспомоществования драматическим артистам, не существовало, и он дал сто франков от своего имени. Однако Дюма во что бы то ни стало хотел сдержать обещание, данное умирающей, и, "так как его душевная доброта могла сравниться только с его беспечностью в денежных делах, он кинулся в ломбард, заложил свои награды и добыл таким образом двести франков на похороны". Жертва поистине героическая, потому что добродушный великан обожал свои усыпанные драгоценными камнями кресты и ордена. Затем он написал брошюру "Последний год Мари Дорваль", которую продавали "по пятьдесят сантимов, с тем чтобы собрать деньги на надгробие", и открыл подписку, чтобы выкупить из заклада драгоценности актрисы и передать их ее внукам. "Артистическая подписка" дала 190 франков 50 сантимов. 20 франков добавил от себя Понсар. Несчастья не умерили предприимчивости Дюма. И он вместе с Арсеном Гуссе, тогдашним директором Комеди Франсез, затеял любопытный эксперимент. Он решил, что до сих пор никто еще не писал комедий о закулисных нравах времен Мольера, и взялся за эту тему. Инженю, разучивающие роли, маркизы, дающие им советы, кокетки, флиртующие под прикрытием вееров, ламповщик, отпускающий шутки, - из всего этого можно было сделать очаровательный спектакль и сыграть его 15 января - на мольеровские торжества. Дюма предложил сочинить "Три антракта к "Любви-целительнице" и побился об заклад, что напишет их за одну ночь. Он выиграл пари, и "Антракты" оказались более длинными, чем сама комедия. К сожалению, они были намного хуже ее и настолько запутаны, что публика в них ничего не поняла. Услышав слово "Антракт", публика решила: "Пора прогуляться по фойе". Поэтому после первого акта настоящей "Любви-целительницы" все зрители покинули зал, говоря друг другу: "Недурную комедию написал Дюма, но он явно подражает Мольеру..." Когда поднялся занавес и начался первый акт "Антрактов" Дюма, все, за исключением нескольких самых сообразительных, решили, что это продолжение предыдущей пьесы. Однако между обоими актами не было никакой связи: уж не превратилась ли Комеди Франсез в вавилонскую башню? Некоторое время публика недоумевала, чья же эта пьеса - Дюма или Мольера. Принц-президент, присутствовавший на спектакле, послал за администратором. Луи-Наполеон Бонапарт понял не больше, чем простые смертные. Лишь актеры и критики знали, в чем дело, и немало потешались; но и они возмущались Дюма: "Посягнуть на Мольера! Какая профанация! Какое святотатство!" Зрители освистали второй акт "Любви-целительницы", как будто Мольер был начинающим автором. Они считали, что освистывают Дюма. Госпожа Арсен Гуссе дала обед, чтобы "вознаградить за все неприятности этого славного Александра Дюма, которого я люблю всем сердцем. Он так старался и был так остроумен... Мадемуазель Рашель была на обеде". Это происходило накануне возобновления "Мадемуазель де Бель-Иль" с участием Рашели. Неистовая Гермиона хотела доказать, что под оболочкой трагической актрисы в ней живет женщина. Она превзошла свои самые дерзкие надежды.
"По окончании пьесы Дюма заключил мадемуазель Рашель в объятия, поднял ее, поцеловал и сказал: - Вы женщина всех веков, вам по плечу любые шедевры. Вы смогли бы играть всех моих героинь как в драмах, так и в комедиях. - Нет, не всех, - возразила, смеясь, Рашель. - Мне бы вовсе не хотелось, чтобы меня убил Антони. - Но Антони никогда не стал бы вас убивать! - Однако какое самомнение! - сказала Рашель. - Антони - это вы; значит, вы думаете, я не устояла бы перед Антони? - Никогда, - сказал Дюма, - если бы сейчас был 1831 год... Но эти прекрасные дни миновали..."
Прекрасные дни и в самом деле миновали. Старый певец Беранже морализировал: "Мой сын Дюма так же расточал свой талант, как некоторые женщины - свою красоту, и я очень опасаюсь, как бы господину Дюма, подобно этим легкомысленным созданьям, не пришлось кончить свои дни в нищете". Беранже, скрывавший свою натуру под личиной смирения и сердечности, был опасным другом, не упускавшим случая позлословить о своих близких. Он очень легко сносил чужие несчастья.
Сообщение: 551
Зарегистрирован: 13.02.08
Откуда: РФ, Москва
Репутация:
1
Отправлено: 29.05.08 09:30. Заголовок: Дюма А. Три мушкетёр..
Трилогия про мушкетёров
Дюма А. Три мушкетёра; Двадцать лет спустя; Виконт де Бражелон или Десять лет спустя.
Дюма А. Три мушкетера: Роман: [В 2 т.] / Пер. с фр. В.С.Вальдман, Д.Т.Лившиц, К.А.Ксаниной; Предисл. С.Бэлзы; Послесл. Р.Белоусова; Ил. М.Лелуара и В.Лапина. — М.: РОСМЭН, 1999. — (Большая детская библиотека). Александр Дюма подарил миру много замечательных книг, но ни одна из них не удалась ему так, как история четырех бесстрашных друзей. Скажем больше, А.Дюма создал самый лучший в приключенческой литературе роман о мужской дружбе. И самого обаятельного героя — гасконца д’Артаньяна. В начале романа д’Артаньян еще не мушкетер, но судьба и случай всегда идут навстречу тем, кто умен и смел, а во Франции XVII века нет недостатка в приключениях. Чтобы спасти честь королевы д’Артаньян вместе с друзьями Атосом, Арамисом, Портосом не боится вступить в борьбу с грозным кардиналом Ришелье, проявляет чудеса храбрости и ловкости. Опасности подстерегают героев на каждом шагу, но разве можно победить людей, чей ум и шпага быстрее молнии, а девиз гласит: «Один за всех, и все — за одного!» А теперь несколько слов о конкретном издании. Приключенческой литературе не очень везет с художниками. Поэтому особенно приятно, когда роман «Три мушкетера» выходит с иллюстрациями замечательного французского мастера Мориса Лелуара. На его рисунках красавцы мушкетеры, гвардейцы кардинала, прекрасная и коварная миледи, слуги, лошади, шпаги, стены Парижа и бастионы Ларошели — такие, какими мы их представляем, когда читаем книгу.
Дюма А. Двадцать лет спустя: Роман: [Пер. с фр.] / Коммент. С.Шкунаева; Ил. И.Кускова. — М.: Правда, 1990. — 765 с.: ил.
Это продолжение романа «Три мушкетера». «Смутные времена» настали для Франции. Королевский двор враждует с парламентом, дворяне ополчились против кардинала Мазарини, сменившего на посту великого Ришелье. После долгой разлуки четверо друзей встречаются вновь, однако вначале «по разную сторону баррикад». Но девиз их молодости «Один за всех, и все — за одного!» оказывается сильнее политических пристрастий. Атос, Портос, Арамис и д’Артаньян вместе пытаются спасти от казни благородного и несчастного короля Карла I. Друзьям, как всегда, нет равных в отваге и изобретательности, но тут им приходится бороться с самой Судьбой…
Дюма А. Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя: [Роман]: В 3 ч.: Пер. с фр. / Коммент. Г.Ермаковой-Битнер, С.Шкунаева; Худож. А.Озеревская, А.Яковлев. — М.: Худож. лит., 1978.
Эта книга — окончание трилогии о мушкетерах. Время как будто не властно над ними: Портос по-прежнему силен, как Самсон, Арамис, ставший князем церкви, все так же хитер и полон честолюбивых планов. Атос, он же граф де ля Фер, по-прежнему благороден и мудр. Пожалуй, изменился лишь один д’Артаньян — мужественного и всегда неунывающего капитана мушкетеров, стали посещать порой невеселые мысли. Однако если понадобится, друзьям ничего не стоит восстановить трон в Англии или пошатнуть его во Франции. Но будем осторожны! Здесь скрыта государственная тайна, одна из тех, что убивает, стоит к ней прикоснуться. Это тайна Железной Маски.
Сообщение: 553
Зарегистрирован: 13.02.08
Откуда: РФ, Москва
Репутация:
1
Отправлено: 30.05.08 11:10. Заголовок: Детство А. Дюма. Сла..
Детство А. Дюма. Сладкая слава Рассказ Вилле-Коттре, приютившийся у дороги из Суассона в Лаон, что к северу от Парижа, мало чем отличался от других маленьких французских городков, таких же тихих и дремотных. Всего-то навсего две с половиной тысячи жителей' Но им, его жителям, никак не хотелось мириться с безвестностью, и они, чтобы хоть чем-то выделить свой город и блеснуть перед приезжими, с гордостью рассказывали о доме на улице Ну, где жил и в 1801 году скончался Шарль Альбер Демустье.
Что за Демустье? Да был один такой второразрядный литератор, о котором и в самой-то Франции мало кто слышал, а уж в других странах — и подавно. Однако почтенным жителям Вилле-Коттре этот Шарль Альбер Демустье казался просто Гомером, тем более, что главный его труд назывался не как-нибудь, а "Мифологические письма"! Любили граждане Вилле-Коттре щегольнуть также тем, что всего лишь в нескольких милях от их города находится Ферт-Милан, где родился великий драматург Расин, а чуточку дальше — Шато-Тьерри, давший Франции знаменитого баснописца Лафонтена.
Правда, была и в самом Вилле-Коттре одна настоящая достопримечательность — красивый средневековый замок, принадлежавший некогда королевской семье. Но о нем там предпочитали не вспоминать. Дело в том, что Людовик XIII, которого все мы так хорошо знаем по "Трем мушкетерам", подарил этот замок вместе с герцогством Валуа своему брату. С тех пор им владели герцоги Орлеанские. Когда в начале XVIII века, ввиду малолетства Людовика XV, регентом Франции стал герцог Филипп Орлеанский, он превратил замок — украшение Вилле-Коттре — в место безудержных кутежей своего двора. Хотя с тех пор прошло уже сто лет, дурная слава замка не потускнела, не растворилась во времени, она тенью легла на неповинный в ней городок.
Так что Вилле-Коттре, окруженному со всех сторон лесами, трудно было соперничать с роскошным Парижем. И невдомек было его жителям, что их сонный го- родок станет известен далеко за пределами Франции благодаря тому вон кудрявому, черноволосому, коренастому и озорному мальчишке, который в знойный полуденный час, когда начисто вымирают улицы, играет со своим приятелем в лунки возле бакалейной лавки господина Лебега.
Мальчишке нет еще и десяти лет. Звать его Александром. Он явно проигрывает. А между тем, проигрывать так не хочется! И Александр нарочно затевает ссору с Морисом, хотя это и не сулит ему ничего хоро шего. Морис старше и сильнее Александра и потому не раз уже решал возникавшие споры в свою пользу. С помощью кулаков, конечно... Слово за слово — и вот два приятеля сцепились, как бойцовые петухи. Клубами взвивается пыль из-под их ног.
Александр не сдается. Он старается первым наносить удары, а потом, хитря, чуть отскакивает в сторону — и тогда кулак Мориса рассекает воздух. А юркий Александр снова устремляется в атаку, он ловок и напорист. Хоть живет Александр на севере Франции, темперамент у него, однако, южный. Жар тропического солнца перешел к нему и от отца-мулата, и от бабушки-негритянки с экзотического острова Сан-Доминго, который находится далеко-далеко, у самого экватора, на другой стороне Земли.
Драка продолжается. Но перевес теперь на стороне Мориса. Александр уже не атакует, а, обороняясь, медленно отступает к бакалейной лавке господина Лебега. И вдруг... О ужас!
Пятясь спиной, Александр не мог видеть, что у входа в лавку стоит широкая бадья, полная золотистого меда — недавно привезенная и потому еще не занесенная внутрь. Споткнувшись о край бадьи, Александр не в силах был удержаться на ногах и ухнулся в нее.
Морис так и замер на месте. Он видел через окно лавки, как господин Лебег, положив на прилавок мраморную доску, длинным и узким, похожим на стилет, ножом рассекает большие куски шоколада на более мелкие. Бакалейщику еще неведомо, что случилось у входа в его лавку, но вот он заметил и... Вострепещи, несчастный, как сказал бы поэт!
Морис, не раздумывая, дал стрекача. Бедняга же Александр, барахтаясь, словно муха, пытается вырваться из липкого плена. Да где там — это совсем не просто. А тут еще раздается истошный вопль господина Лебега:
— Ах, разбойники! Ах, негодяи! Вот я сейчас покажу вам, как добро портить!
Александр, как конь, подхлестнутый ударом кнута, делает решительный рывок и — ура! — выкарабкивается наконец из злополучной бадьи. Почувствовав под ногами твердь, он из всех сил пускается наутек. На секунду оглянувшись, Александр видит, какбакалейщик с перекошенным лицом и длиннющим ножом в руках — тем самым, которым он только что разрезал шоколад — выбегает из своей лавчонки и устремляется в погоню за ним.
Мальчишке надо бы бежать быстрее, но от страха и от того, что все штаны облеплены медом, ему это плохо дается. "Он убьет меня, убьет,— думает Александр, и в груди у него холодеет.— Перережет горло — и все..."У мальчишки подкашиваются ноги. С большим трудом заставляет он себя бежать дальше.
— Ах ты, паршивец! — слышит Александр позади себя. Он почти что ощущает на своем затылке горячее дыхание бакалейщика. — Ах ты, негодник! Не уйдешь от меня, каналья! Стой, говорю! Слышишь? Стой!
Вот за поворотом уже показался родной дом, но именно в этот момент Александр почувствовал, как цепкая рука господина Лебега впилась в его плечо:
— Попался,безобразник!
"Все! Конец. Теперь прирежет".— Внутри у мальчишки что-то оборвалось, им овладел ужас. Он еще пытался, правда, сопротивляться, норовя укусить бакалейщика за руку, он отчаянно лягался, но все было бесполезно.
Сильным ударом бакалейщик опрокинул Александра, прижал его коленкой к траве. Мальчишка увидел ослепительный блеск ножа в ярких солнечных лучах, и, когда нож приблизился к его горлу, зажмурил глаза. "Прощайте, дорогая мамочка и сестренка Эме. Прощай, солнце..." Но... Почему же ему не больно и из горла его не брызжет фонтаном кровь? Почему он еще жив?
Да очень просто — почему. Потому что свирепый бакалейщик и не собирается резать мальчишку, даже если он того заслужил. Он хочет лишь вернуть свое испорченное добро. Хотя бы частично. Господин Лебег быстро, ловко орудует ножом-стилетом, соскребая с куртки, а также со штанов Александра куски меда и заполняя ими широкие карманы своего фартука.
Убедившись, что соскабливать больше нечего, бакалейщик поднялся, помог встать Александру и, заткнув нож за край фартука, молча направился к своей лавке. Мальчишка удивленно глядел ему вслед. Как хорошо все то, что хорошо кончается! Александр почувствовал необычный прилив радости, даже восторга. Только коленки его все еще предательски дрожали.
Небо было по-прежнему безоблачно-чистым и голубым-голубым, как глаза этого черноволосого сорванца, которому никогда до тех пор не доводилось испытывать такого страха и ужаса.
Александру пришлось потом повидать немало всякого — и хорошего, и плохого. Но, как он сам признавался в старости, тот леденящий, тошнотворный страх, который испытал он, удирая от бакалейщика, кошмаром навещал его всю жизнь. Даже через многомного лет Александр Дюма, человек не робкого десятка, вспоминал о нем с содроганием.
"Позвольте, какой Дюма? — спросите вы.— Тот самый, который..." Да, да, тот самый. Знаменитый французский писатель, автор "Трех мушкетеров", "Графа Монте-Кристо" и еще четырехсот романов и почти сорока пьес. Ведь маленький драчун Александр Дюма Дави де ла Пайетри, угодивший в бадью с медом, вырос, стал Александром Дюма — романистом и драматургом с мировым именем.
А благодаря ему вошел в историю и его родной Вилле-Коттре, маленький французский городок, приютившийся у дороги из Суассона в Лаон, в каких-нибудь семидесяти километрах от Парижа. Но то уже была не дутая и не дурная слава, а самая что ни на есть настоящая, какая делает честь не только маленькому, но и любому большому городу, и даже целой стране, со всей ее древней и богатой культурой.
Опубликовано в журнале "Костер" за ноябрь-декабрь 1995 года Вл. Сашонко
Сообщение: 644
Зарегистрирован: 13.02.08
Откуда: Москва
Репутация:
2
Отправлено: 25.06.08 16:20. Заголовок: А. ДЮМА В РОССИИ h..
А. ДЮМА В РОССИИ
А. Дюма уже в ранний период своего творчества проявляет исключительный интерес к России и в 1840 г. публикует роман "Учитель фехтования", посвященный восстанию декабристов и жизни одного из декабристов - И.И. Анненкова. Роман был написан на основе исторических фактов, в нем также были использованы дневники преподавателя фехтовального мастерства О. Гризье, служившего в Главном инженерном училище в Петербурге, а затем возвратившегося во Францию. Враждебно принятый Николаем I, роман был запрещен цензурой к переводу, но тем не менее в России его хорошо знали - многие читали роман в оригинале. Русский перевод романа "Учитель фехтования" был опубликован лишь в 1925 году, в памятную дату столетия со дня восстания декабристов.
В 1858 году осуществилась давняя мечта А.Дюма - посетить Россию. Уезжая из Парижа Дюма обещал читателям основанного им журнала "Монте - Кристо" рассказывать о своих путевых впечатлениях и особо подчеркивал значение исторического момента, совпавшего с его поездкой в Россию. Он направлялся туда, чтобы "присутствовать при великом деле освобождения сорока пяти миллионов рабов" - путешествие происходило накануне реформы 1861 года.
23 июня 1858 года А. Дюма прибывает в Петербург и останавливается в особняке Г.А. Кушелева - Безбородко. В доме мецената - беллетриста постоянно собирались многие литераторы. Здесь Дюма встретился с Д.В. Григоровичем, А.К. Толстым и Л.А. Меем. Григорович познакомил Дюма с Н.А. Некрасовым и супругами Панаевыми.
Пребывание французского писателя в Петербурге вызвало большой интерес русских читателей. В 1858 году в "Современнике" И.И. Панаев опубликовал очерк "Петербургская жизнь", в котором выразил общее чувство уважения к известному романисту. "Петербург принял г-на Дюма с полным радушием и гостепреимством...да и как же могло быть иначе? Г-н Дюма пользуется в России почти такою же популярностью, как во Франции, как во всем мире между любителями легкого чтения, а легкие чтецы составляют большинство в человечестве...Весь Петербург в течение июня месяца только и занимался г-ном Дюма. О нем ходили различные толки и анекдоты во всех слоях петербургского общества: ни один разговор не обходился без его имени, его отыскивали на всех гуляниях, на всех публичных сборищах. за него принимали бог знает каких господ. Стоило шутя крикнуть: "Вон Дюма!" - и толпа начинала волноваться и бросалась в ту сторону, на которую вы указывали. Словом, г-н Дюма был львом настоящей минуты"...
В Петербурге Дюма провел полтора месяца, затем направился в Москву. Далее он предпринял путешествие по Волге от Нижнего Новгорода до Астрахани, а затем через Кизляр и Баку прибыл на Кавказ и только в марте 1859 года возвратился во Францию. Именно в Нижнем Новгороде, двадцать лет спустя, по счастливой случайности, у А. Дюма произошла встреча с героями его книги "Учитель фехтования" И.И. Анненковым и П.Е. Анненковой (урожденной П. Гебль). П.Е. Анненкова оставила книгу воспоминаний об этой встрече.
Самое большое счастье за время этого путешествия доставило Дюма открытие, что образованные русские знают Ламартина, Виктора Гюго, Бальзака, Мюссе, Жорж Санд и его самого так же хорошо, как и парижане. В Финляндии он встретил игуменью, которая зачитывалась "Графом Монте - Кристо". Всюду и везде именитые князья, губернаторы провинций, предводители дворянства и помещики оказывали ему теплый прием. Чиновники величали его генералом, так как на шеи у него всегда болтался по меньшей мере один орден. Он давал русским - и в свою очередь получал от них - уроки кулинарии, учился приготовлять стерлядь и осетрину, варить варенье из роз с медом и с корицей. Он оценил шашлык, но водка ему не понравилась.
Это путешествие по России А. Дюма описал в своих книгах "Впечатления путешественника в России" и "Кавказ", которые составили семь томов.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 7
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
