В поисках Графа Монте-Кристо

 Отправлено: 21.07.08 15:47. Заголовок: История создания "Графа Монте-Кристо"

История создания "Графа Монте-Кристо"

Граф Монте-Кристо (фр. Le comte de Monte Cristo) — приключенческий роман Александра Дюма, классика французской литературы, написан в 1844—1845. Роман описывает события с 1814 года до конца 1830-х годов.

1842 году Жером Бонапарт, бывший король Вестфалии, попросил Дюма составить компанию его сыну в экскурсии на остров Эльба… соседом которого оказался замечательный островок — Монте-Кристо.

Так у Дюма появилось название для романа. А сюжет он нашел несколько позже, в «Записках из архивов парижской полиции» Жака Пеше (глава «Алмаз отмщения»). Это была готовая канва романа, некоторым образом заброшенный дом, который надо было достроить, украсить.

Проделать в точности такую же работу, как и с «Мемуарами» Куртиля де Сандра.

У Жака Пеше герой мстил обидчикам без разбора и слишком кровожадно, скатываясь в маньяка средней серийности. Дюма это исправил: своему герою мстить разрешил, но только руками других или судьбы. У него месть обрела некий мистический, глубокий, благородный смысл.

 Отправлено: 21.07.08 15:51. Заголовок: В 30-х годах у Дюма ..

В 30-х годах у Дюма возник замысел воспроизвести в цикле романов историю Франции XV - XIX веков.
Первая глава "Графа Монте-Кристо" в печати появилась 28 августа 1844 (вся публикация заняла 136 газетных номеров и завершилась 15 января 1846). По утверждению Александра Дюма, он не мог создать роман или драму, не побывав в местах, где происходит действие. Начиная с 1834, часто посещал Марсель, был на острове Иф, в 1842 совершил путешествие в Италию, затем направился к острову Эльба, где увидел величественный утес "Монте-Кристо" ("Гора Христа").

 Отправлено: 21.07.08 15:53. Заголовок: Успех романа «Монте-..

Успех романа «Монте-Кристо» превзошёл все предыдущие произведения писателя. Это был на тот момент один из крупнейших успехов какого-либо романа во Франции. По роману ставят спектакли в театрах. Заработки позволяют Александру Дюма купить кроме дома ещё и виллу. Шикарный дворец он называет Монте-Кристо, и сам начинает вести жизнь, достойную своего героя.

 Отправлено: 21.07.08 15:53. Заголовок: Монте-Кристо МОНТЕ..

Монте-Кристо

МОНТЕ-КРИСТО (фр. Monte-Cristo) — герой романа А.Дюма-отца «Граф Монте-Кристо» (1845-1846); он же Эдмон Дантес. История реального прототипа М.-К. почерпнута автором из архивов парижской полиции. Сапожник Франсуа Пию, ставший жертвой жестокого розыгрыша, был заточен в замок Фенестрель. Там он ухаживал за другим узником, итальянским прелатом, завещавшим ему огромное состояние. Оказавшись на свободе, Пико беспощадно отомстил своим врагам, но сам погиб от руки единственного из них уцелевшего. Имя М.-К. навеяно названием небольшого островка неподалеку от острова Эльба. Таким образом автором выделяется 273 значение, казалось бы, мимоходом проходящего в романе образа Наполеона, отблеском которого освещен и М.-К. Герой романа Дюма — оклеветанный завистниками и преданный трусами юный Эдмон Дантес, помощник капитана марсельского судна «Фараон», счастливый жених прекрасной Мерседес — оказывается на семнадцать лет узником замка Иф. Там он встречает аббата Фариа, который завещает ему огромное богатство и собственной смертью способствует его бегству. Эдмон Дантес «умирает» и появляется М.-К., который более чем через двадцать лет «возвращается» с идеей мщения — безумно богатым, могущественным, блестящим творцом мифа о себе самом — загадке парижского света. Он разрабатывает досконально сценарий мщения. Его собственная жизнь подчиняется этому сценарию, где он существует в разных театральных, маскарадных модификациях, — аббатом Бузо-ни, Синдбадом-мореходом, лордом Уилмором. К финалу романа, когда виновные: Кадрусс, Данглар, Фернан и Вильфор — наказаны беспощадно, необходимого удовлетворения не испытывает ни сам М.-К., ни читатель, разве только самый юный, на простодушное восхищение которого, собственно говоря, образ героя и рассчитан. Этим М.-К. отличается от героев «Трех мушкетеров», книги для всех возрастов, с ее ностальгическим томлением по вечному, нерушимому братству. Герой настолько трансформируется, что неузнанным действует среди людей, знавших его прежде. Структурирующий мотив этого характера — мотив внутреннего преображения. Можно говорить только о пунктирном, неявном «просвечивании» сквозь образ холодного и расчетливого мстителя М.-К. прямодушного бескорыстия Дантеса. М.-К. типологически мог бы быть объединен с такими персонажами, как Одиссей или Иосиф Прекрасный, встреченные близкими через многие годы и не узнанные ими. В отличие от Пенелопы, Мерседес не дождалась возлюбленного, поверив в его гибель, а старик отец, в отличие от ветхозаветного Иакова, не перенес разлуки с любимым сыном. Но Одиссея и Иосифа не изменило время, они просто стали старше. Герой Дюма не взрослеет, а перерождается. Дело не только в том, что простоватость и доверчивость Эдмона Дантеса трансформируется в образе М.-К. в демонизм, романтическую таинственность. Меняется самый способ бытия героя: если Эдмон Дантес живет естественной жизнью, то граф М.-К. управляет чужими жизнями, своей собственной не имея. Из «действующего лица» истории он превращается в «автора», отличаясь этим от героя с родственной динамикой образа — Артура-Овода из романа Э.Л.Войнич. Идеальное воплощение романтического героя, которому деньги и власть не приносят радости, благородный мститель М.-К. берет на себя чересчур много для нормального человека. Но он и перестает им быть, сознательно превратившись в персонаж-мифологему, присвоив себе право вершить высший суд.

 Отправлено: 21.07.08 15:54. Заголовок: 25.04.1498 Кардина..

25.04.1498
Кардинал Чезаре СПАДА был приглашен на обед папой римским АЛЕКСАНДРОМ VI и Цезарем БОРДЖИА. Кардинала щедро угощали вином, а черех час объявили, что он отравился сморчками. Однако Спада, предвидя возможность отравления, успел составить завещание, где сообщал, что зарыл все свои драгоценности в пещерах острова Монте-Кристо: "Под двадцатой скалой, если идти от малого восточного залива по прямой линии..." Завещание попало в руки аббата Фариа, а сокровища выкопал Эмон ДАНТЕС. Вся история стала известна Александру ДЮМА-отцу, и он написал роман.

http://www.sci.aha.ru/ALL/HIST/hist.php?day=25&mon=04&src=2

 Отправлено: 21.07.08 15:55. Заголовок: Как стать графом Мон..

Как стать графом Монте-Кристо?

Известно, что, начиная работу над каждым своим произведением, Александр Дюма немало времени проводил за чтением мемуаров, исторических и архивных документов, а также непременно посещал те места, где должно происходить действие его романов. И хотя события, которые описывал Дюма, бесспорно, вымышлены, а история в его изложении далека от реальности, писатель с редкой достоверностью умел передать атмосферу эпохи и характеры своих героев, многие из которых имели вполне реальные прототипы.

Не стал исключением и его знаменитый роман «Граф Монте-Кристо», сюжетный ход которого подсказал автору один из эпизодов полицейской хроники, опубликованной в 1838 году архивариусом парижской полиции Жаком Пеше. В этом весьма обширном издании были собраны реальные уголовные дела, расследованные французской полицией. Особое же внимание Дюма привлек очерк под названием «Алмаз и мщение».

В этом уголовном деле времен наполеоновской империи все началось с любви и несостоявшейся свадьбы, которую расстроили людская подлость и зависть. Молодой сапожник Франсуа Пико был влюблен в красивую и богатую девушку Маргариту Вигору.

Незадолго до свадьбы молодой человек вместе со своими приятелями зашел в один из парижских кабачков, где на радостях сообщил им, что расстается со своей холостой жизнью. «Друзья», позавидовав чужому счастью, написали ложный донос, назвав Пико агентом Людовика XVIII. За этим последовали арест и 7 лет тюрьмы, из стен которой Пико вышел согбенным старцем. В тюрьме Франсуа Пико познакомился с итальянским прелатом, оставившим ему в наследство около 7 миллионов франков. Получив свободу и состояние, остаток жизни Пико посвятил мщению своим недругам, над которыми он устроил настоящую расправу, погибнув, однако, и сам...

Конечно, Дюма позаимствовал из этой печальной истории только некоторые мотивы, поэтому его бессмертный роман, лишь немного соприкасаясь с материалами реального уголовного дела, является вполне самостоятельным литературным произведением. И все же именно волей пера писателя ничем не примечательный сапожник Франсуа Пико превратился сначала в смелого и обаятельного моряка Эдмона Дантеса, а затем и в таинственного, обладающего почти мистической властью над людьми графа Монте-Кристо.

Интересно, что и аббат Фариа, сыгравший столь большую роль в судьбе Эдмона Дантеса, — вполне реальная историческая личность. Этот человек действительно жил во Франции в конце XVIII — начале XIX века и был весьма примечательной фигурой. Он считался одним из самых образованных людей своего времени, хорошо разбирался в естествознании, владел несколькими языками и обладал гипнотическими способностями.

Родившись в Западной Индии, бывшей в ту пору португальской колонией, и получив теософское образование, Фариа некоторое время служил проповедником в королевской церкви в Лиссабоне. Затем перебрался в Париж, принимал непосредственное участие в событиях Великой Французской революции.

Преподавал в Марселе и Ниме, где за пропаганду своих утопических воззрений был осужден и помещен в замок Иф. Выйдя на свободу, он вернулся в Париж. Дожил Фариа до 1819 года, не подозревая, что ему предстоит воскреснуть, став персонажем романа, в котором вымысел столь тесно переплетается с действительностью.



Такими предстали перед читателями Дантес, Мерседес и аббат Фариа в одном из первых иллюстрированных изданий, датированном 1866 годом.

http://www.vokrugsveta.ru/quiz/?item_id=324

 Отправлено: 21.07.08 15:55. Заголовок: Реальная история ..

Реальная история

Началась эта история в 1807 году в городе Ним, где жил сапожник Франсуа Пико. Несмотря на свою бедность, он все же был счастлив - девушка, которую он любил - красавица Маргарита Вигору, дочь богатых родителей, - согласилась выйти за него замуж. Франсуа готов был кричать об этой радостной вести на весь Ним, на всю Францию. Поэтому, встретив своего знакомого трактирщика Матье Луппиана, Пико поспешил поделиться с ним столь радостной новостью. Но не знал Франсуа, что Луппиан - не самый лучший представитель рода человеческого: трактирщик позавидовал ему. И настолько была сильна его зависть, что он, подговорив еще троих своих друзей, пошел на подлость: они написали в полицию донос, из которого следовало, что Франсуа Пико - на самом деле дворянин, английский шпион из Лангедока, и что его деятельность была направлена против Наполеона. Был среди этих подлецов некто Антуан Аллю, который пытался возражать против замысла трактирщика, но, видимо, плохо пытался, так как донос попал в руки начальника полиции Савари. Для родных и невесты Пико бесследно исчез...
Франсуа Пико просидел в тюрьме семь лет. Там он познакомился с прелатом из Милана, который также был невиновен в том, что ему вменяли. Прелат был болен и Пико всеми силами старался помочь своему новому другу. Но не смотря на заботливый уход со стороны Франсуа, прелат умер, перед смертью сделав Пико своим наследником, он завещал ему свое имение в Италии, деньги, а также рассказал о тайнике, в котором хранилось золото и драгоценные камни.
В 1814 году, когда Наполеон отрекся от власти, Пико оказался на свободе. Ему было 34 года. Тюрьма очень изменила его, как внешне, так и в духовном плане. Теперь в этом угрюмом, постаревшем от несправедливости лице никто не узнал бы веселого сапожника, излучающего счастье и веру в будущее.
Первым делом, выйдя из тюрьмы, Франсуа Пико направился в Амстердам, где оформил право наследования имущества прелата. Потом он вынужден был скрываться, так как Наполеон на 100 дней вернулся к власти.
После "100 дней" новоявленный миллионер стал выяснять обстоятельства своего ареста. Он узнал, что Маргарита, его невеста, ждала его два года, а потом вышла замуж за Матье Луппиана. Под именем аббата Бальдини он поехал в Рим к своему другу Антуану Аллю - тому самому, который робко протестовал против заговора. Аллю не узнал в аббате своего бывшего друга. Аббат рассказал ему историю о том, что, когда он сидел в замке Окуф в Неаполе, познакомился там с Пико. Франсуа якобы вскоре умер, но перед смертью просил аббата узнать у Антуана причину своего ареста. Если Аллю откроет тайну заточения Пико, то аббат должен дать ему в благодарность перстень, стоимостью в 50 тысяч франков, который он получил от другого узника.
Аллю рассказал аббату Бальдини всю историю. Полученный перстень он продал за 60 тысяч франков, и, убив ювелира, скрылся вместе с женой, забрав все деньги.
Узнав о коварном предательстве, Франсуа Пико решил отомстить. Под именем Просперо он устроился работать официантом в ресторан, владельцем которого был Луппиан. В этот ресторан часто наведывались сообщники Луппиана, помогавшие сочинять донос. Вскоре одного из них нашли с кинжалом в груди, на рукоятке которого была вырезана надпись "Номер первый". Второй сообщник умер от яда. На его гроб была прикреплена записка: "Номер второй".
Самая жестокая месть была направлена на зачинщика доноса - Луппиана. Для начала некий маркиз изнасиловал дочь Луппиана и Маргариты. Он пообещал жениться, но накануне свадьбы стало известно, что он не маркиз, а беглый каторжник. Дочь Луппиана стала любовницей официанта Просперо. Потом в ресторане случился пожар, в результате которого ресторан сгорел дотла. Сын Луппиана оказался втянутым в воровскую шайку, его арестовали и посадили в тюрьму на 20 лет. Маргарита умерла от горя.
Луппиан остался один, разорившийся, опозоренный. Как-то, бредя по темным аллеям парка Тюильри, Матье Луппиан встретил человека в маске, который поведал ему о жизни Франсуа Пико, которого трактирщик некогда предал. После этой встречи Луппиан был найден с кинжалом в груди, на рукоятке которого было написано: "Номер третий".
Но когда Франсуа Пико, отомстивший за свое заточение, покидал парк Тюильри, на него напал незнакомец и, оглушив, отнес в какой-то подвал. Это был Антуан Аллю, догадавшийся, что аббат Бальдини и официант Просперо - это один человек. Жадный Аллю пытался выпытать у Пико сведения о его богатствах, но Пико ничего не сказал. Тогда Аллю убил своего пленника и сбежал в Англию.
В 1828 году Антуан Аллю перед смертью исповедовался и рассказал эту историю. Священник, исповедовавший Аллю, записал эту историю, скрепил ее подписью умиравшего Аллю и отправил во Францию. Несколько лет спустя историк Жак Пеше обнаружил этот документ в архивах парижской полиции и опубликовал его в своей статье "Алмаз и мщение".

http://island-of-mc.narod.ru/menu_rus.html


ЗНАКОМЬТЕСЬ: ГРАФ MOHTE-KPИCTO, САПОЖНИК
Сергей Дёмкин

На протяжении полутора столетий после выхода в свет роман Александра Дюма «Граф Монте-Кристо» переиздавался бессчётное число раз во многих странах. Да и нынешние россияне благодаря телевидению хорошо знают историю Эдмона Дантеса. Выполняя последнюю волю своего умершего капитана, молодой моряк привозит во Францию письмо бонапартистов, готовящих возвращение Наполеона. Завистник Данглар и Фернан, мечтающий отнять у Эдмона невесту Мерседес, пишут на него донос. А следователь Вильфор приказывает без суда заточить Дантеса в замок Иф, чтобы скрыть, что письмо адресовано отцу Вильфора.

Читатели уверены, что история Эдмона Дантеса придумана Дюма. На самом деле писатель положил в основу романа трагическую судьбу реального человека, которую описал некий Пеше, занимавшийся изысканиями в архиве парижской полиции.

Прототипом Дантеса явился бедный парижский сапожник Франсуа Пико родом из Нима. Однажды он зашёл к своему земляку трактирщику Матье Лупиану и с торжеством сообщил, что женится на богатой и красивой девушке Маргарите Вигору. Когда удачливый жених ушёл, завистливый кабатчик предложил трём своим приятелям, тоже уроженцам Нима, наказать хвастуна Пико. Несмотря на робкие возражения одного из друзей, Антуана Аллю, был состряпан донос полицейскому комиссару, а тот вместо проведения расследования поспешил переправить его начальнику наполеоновской полиции Савари. В доносе утверждалось, будто Пико вовсе не бедный сапожник, а дворянин из Лангедока и агент английской разведки. Савари тоже не стал проверять, так ли это на самом деле. По его приказу Пико был схвачен и без всякого суда брошен в тюрьму. Его родители и невеста пытались наводить справки, но всё было тщетно: арестованный исчез без следа.

Семь лет просидел бедняга Пико в мрачном каземате. Там он познакомился с другим заключённым, прелатом из Милана, который завещал ему свои капиталы, положенные в иностранные банки, и рассказал о тайнике, где он спрятал много золота и драгоценных камней. В отличие от Дантеса реальный узник не бежал из темницы, а был выпущен на свободу после падения Наполеона в 1814 году.

В измождённом, сгорбленном от страданий человеке невозможно было узнать прежнего жизнерадостного и весёлого малого по имени Франсуа, завоевавшего сердце красавицы Маргариты. Первым делом бывший сапожник отправился в Италию, где вступил в права наследства и стал миллионером. Затем приступил к осуществлению плана мести, который разработал в тюрьме.

Пико приехал в Париж и начал наводить справки о причинах своего ареста. Но этого ему никто не мог сказать. Правда, от кого-то он узнал, что его невеста Маргарита два года ждала пропавшего жениха, а потом приняла предложение кабатчика Лупиана и стала его женой. И ещё, что приятель кабатчика Антуан Аллю уехал в Италию и живёт в Риме.

Хотя Пико ничего не было известно о роли Аллю в обрушившемся на него несчастье, тот был единственной зацепкой, чтобы выяснить, почему его бросили в тюрьму. Под именем аббата Бальдини Франсуа отправился в Рим, где сумел разыскать Антуана Аллю. Мнимый священник рассказал ему, что во время Наполеона его, Бальдини; держали в темнице в замке Окуф. Там он познакомился с Пико. Перед своей кончиной тот попросил прелата выполнить одну его просьбу и для этого передал алмаз стоимостью в 50 тысяч франков, полученный в наследство от другого заключённого англичанина. Пусть Бальдини найдёт Антуана Аллю и расспросит его, известна ли ему причина ареста Пико. Если он согласится рассказать об этом, Бальдини должен отдать ему в подарок алмаз, а на могильной плите Пико начертать имена людей, погубивших его.

После недолгих колебаний Аллю рассказал о доносе и назвал имена Лупиана и двух его сообщников. Получив алмаз, Антуан продал его ювелиру за 60 тысяч франков. Однако вскоре он узнал, что драгоценный камень был перепродан ювелиром какому-то турецкому купцу вдвое дороже. По наущению жены Аллю убил ювелира, похитил его деньги, после чего преступная чета скрылась во Франции.

Тем временем Пико начал мстить. Он добыл отличные рекомендации и нанялся официантом в ресторан, которым владел разбогатевший Матье Лупиан. Его жене Маргарите показалось знакомым лицо нового слуги по имени Просперо. Но она не придала этому значения, поскольку не могла и предположить, что пожилой морщинистый мужчина - её сгинувший жених Франсуа. Двое соучастников Лупиана по-прежнему часто наведывались в заведение земляка и коротали вечера втроём, попивая отменное вино.

Вскоре одного из них нашли на улице заколотого кинжалом, на ручке которого были вырезаны загадочные слова: «Номер первый». Полиция не обратила на них внимания и решила, что он стал жертвой обычных грабителей, когда поздно ночью возвращался домой из ресторана Лупиана. Прошло немного времени, и неизвестный злоумышленник отравил второго соучастника. Во время похорон кто-то приколол к чёрной материи, которой был обит гроб, коротенькую записку: «Номер второй».

Затем на семью Лупиана обрушились беды. Его дочь была обесчещена каким-то богатым маркизом. Правда, потом он неожиданно согласился жениться на обольщённой им девушке. Однако во время свадебного бала выяснилось, что маркиз на самом деле беглый каторжник, который скрывался от полиции. А ещё через несколько дней сгорел дом, где находился ресторан Лупиана. После этого его юного сына втянули в воровскую компанию, арестовали по анонимному доносу и приговорили к двадцати годам тюрьмы. Жена Лупиана умерла от горя, а дочь стала любовницей мнимого официанта Просперо, обещавшего за это уплатить долги её отца.

Поздно вечером в тёмной аллее парка Тюильри Лупиан встретил человека в маске. Он назвал ресторатору своё имя - Франсуа Пико - и рассказал о своей мести. Когда же Матье упал на колени, прося о пощаде, мститель хладнокровно вонзил ему в сердце кинжал, на рукояти которого было написано: «Номер три».

В этот момент на Пико набросился какой-то человек, прятавшийся в кустах. Оглушив Франсуа дубинкой, он заткнул ему рот и связал руки верёвкой. В себя Пико пришёл в подвале, где перед ним предстал его тюремщик Антуан Аллю. Когда погибли сообщники Лупиана, он догадался, кто стоит за этими убийствами, и выследил Пико, в котором узнал человека, выдававшего себя за аббата Бальдини.

Несколько дней Аллю издевался над беззащитным пленником: морил голодом и жаждой, требуя за каждый кусок хлеба и глоток воды по 25 тысяч франков. Но Пико, в котором богатство пробудило неслыханную скупость, упорно отказывался платить, пока в конце концов не лишился рассудка. Надежды Аллю завладеть его миллионами рухнули. В ярости он убил своего пленника и бежал в Англию. В 1828 году перед кончиной Антуан Аллю признался во всём католическому священнику, который записал страшный рассказ, скреплённый подписью умирающего, и передал его в архив парижской полиции.

Эта трагическая история бедолаги-сапожника, ставшего богачом-убийцей, под золотым пером гениального Дюма превратилась в прекрасный роман о благородном мстителе Эдмоне Дантесе, которому помогает само Провидение. И вот уже 160 лет им зачитывается весь мир, в то время как действительная история сапожника Франсуа Пико мало кому известна.

http://bibliotekar.ru/chip/1005-30.htm

 Отправлено: 21.07.08 15:56. Заголовок: ОТ ОСТРОВА К РОМАНУ ..

ОТ ОСТРОВА К РОМАНУ

Не завершив еще полностью публикацию «Трех мушкетеров» в газете «Лё Сьекль», Дюма начал 28 июня 1844 года печатать в газете «Лё Журналь де деба» свой следующий роман — «Граф Монте-Кристо» (к началу публикации у писатели было готово две части романа). Таким образом, два самых известных своих романа и в то же время два популярнейших произведения мировой литературы Дюма написал в один и тот же 1844 год, которому, следовательно, принадлежит совершенно особое место в творческой биографии писателя.
История создания «Графа Монте-Кристо» причудлива, необычна. Весьма вероятно, что какая-то часть книги была написана уже в конце 1843 года, до начала работы над «Тремя мушкетерами». Название же романа, можно сказать, родилось раньше его замысла. Обстоятельства, натолкнувшие писателя на него, были таковы. В 1841—1842 годах Дюма жил во Флоренции, где стал постоянным гостем виллы Кварте, резиденции Жерома Бонапарта, бывшего короля Вестфалии и брата Наполеона I, проживавшего здесь со своими детьми — принцессой Матильдой (будущей известной меценаткой) и Наполеоном. По просьбе Жерома Бонапарта Дюма согласился быть какое-то время спутником и наставником принца Наполеона и предпринял вместе с ним «историческое паломничество» из Ливорно на остров Эльбу — место первой ссылки императора. Посетив Эльбу, Дюма и юный принц охотились затем на соседнем острове Пианоза. Когда они возвращались в лодке с Пианозы, внимание писателя привлек утес в виде сахарной головы, возвышавшийся на двести или триста метров над уровнем моря.— Что это? — спросил Дюма у проводника.— Остров Монте-Кристо, ваше превосходительство,— ответил тог. Название («Гора Христова») поразило Дюма, и на следующий день он с принцем готов был уже отправиться на Монте-Кристо, когда узнал, что по возвращении с него, как с ничейной земли, полагается пробыть несколько дней в карантине. Вылазка была отменена, но Дюма настоял на том, чтобы обогнуть остров кругом на лодке, а на вопрос удивленного принца Наполеона о причине столь настойчивого интереса ответил, что собирается назвать один из своих будущих романов «Остров Монте-Кристо»; первый экземпляр этом романа был обещан принцу а качестве сувенира, как память об этой экскурсии. Неизвестно, сдержал ли писатель свое обещание, но он сделал для Бонапартов большее, связав начало своего романа с «наполеоновской легендой» — бегством императора с Эльбы, знаменитыми «Ста днями»...
По возвращении в Париж Дюма в 1843 году подписал с издателями Бетюном и Плоном договор на книгу о путевых впечатлениях, наподобие его книги «В Швейцарии» (1833—1837); однако на этот раз очерки должны были касаться не заграницы, а Франции, точнее — ее столицы Парижа, который Дюма знал превосходно, уступая в этом смысле из своих современников-литераторов только знаменитому «Библиофилу Жакобу» (псевдоним Поля Лакруа). Дюма уже приступил к работе, когда Бетюн и Плон неожиданно заявили ему, что хотели бы вместо книги «Путевые заметки в Париже» получить от писателя роман «в манере Сю», действие которого разворачивалось бы на фоне Парижа. Дело в том, что в 1842 году Эжен Сю выступил со своим авантюрно-социальным романом «Парижские тайны», который был одним из первых романов-фельетонов XIX века (печатался ежедневными выпусками в газете «Лё Журналь де деба»). Роман имел оглушительный успех и принес немалый барыш его издателям, что не давало покоя Бетюну и Плону, и это побудило их изменить свой первоначальный заказ Дюма.
В поисках фабулы романа Дюма обратился к подлинной история, содержавшейся в книге архивариуса парижской полиции Жака Пёшэ «Полиция без покровов. Памятные случаи, извлеченные из архивов парижской полиции, от Людовика XIV до наших дней» (1838). Среди огромной груды материала, занявшего шесть томов, останавливал на себе внимание очерк под названием «Брильянт и месть». Здесь рассказывалось о драме, источником которой послужили события, происшедшие в 1807 году. Все началось с того, что молодой парижский сапожник Франсуа Пико, родом из Нима, полюбил девушку Маргариту Вигору, за которой давали немалое приданое. Незадолго до свадьбы он пошел повидать своего земляка, кабатчика Лупиана, встретил у него еще трех уроженцев родной провинции и рассказал всей компании о счастье, которое его ожидает. После ухода Пико уязвленный его радостью завистливый Лупиан предложил оставшимся пари, что он сумеет задержать свадьбу: для этого надо только шепнуть комиссару полиции, что Пико английский агент, его арестуют, нагонят на него страху допросами, затем, увидев, с кем имеют дело, выпустят, но свадьба будет отложена по крайней мере на неделю. Однако события приняли весьма дурной оборот. Донесение комиссара легло на стол самому министру полиции Савари, новоиспеченному наполеоновскому герцогу Ровиго, «дело» увязали с оживлением волнений в Вандее, и Франсуа Пико был тайно упрятан в тюрьму на семь лет. По отбытии заключения в замке Фенестрель Пико под именем Жозефа Люшэ стал слугой итальянского священника, родом из Милана, с которым познакомился в тюрьме, куда тот был брошен по политическим мотивам. Священник относился к нему как к родному сыну, заботился о его воспитании и образовании и сделал своим единственным наследником: завещал состояние в несколько миллионов, а также передал тайну кладов из сокровищ на сумму в двенадцать миллионов, спрятанных в Италии, Голландии и Англии, После смерти священника Пико-Люшэ отыскал клады, а затем отправился в Париж. Здесь он узнает, что его невеста, прождав его два года, стала женой кабатчика Лупиана. Наведя справки о судьбах участников роковой для него встречи с Лупианом, Пико едет в Ним, где теперь проживает один из них — Антуан Аллю, и ценой дорогого брильянта заставляет его рассказать о предательстве. Открыв то, о чем он догадывался, Пико решает всего себя посвятить мести. Первым приходит очередь сообщника Лупиана Шобару: его находят за колотым на мосту Искусств в Париже, на рукоятке кинжала надпись «Номер один». На гробе внезапно скончавшегося, по-видимому, от яда, второго предателя — Солари находят записку—«Номер два», «Номером третьим» становится Лупиан, которого Пико убивает после того, как устраивает пожар в его кабачке, замужество дочери за бег лого каторжника, выдающего себя за аристократа, заключает в тюрь му сына. Однако после устранения Лупиана Аллю выследил Пико, по хитил его и держал взаперти, заставляя расплачиваться своим состоя нием за хлеб и воду, и в конце концов убил.
Интересен процесс усвоения Дюма истории, рассказанной Жаком Пёшэ. В своей книге «Беседы» Дюма рассказывает, что первоначально план романа представлялся ему следующим образом: богатый аристократ, проживающий в Риме, граф Монте-Кристо, оказывает важную услугу молодому французскому путешественнику. Взамен он просит у него быть его гидом, когда он приедет в Париж. Поездка же его в Париж, будто бы для удовлетворения любознательности, на деле вызвана желанием отмщения, ибо скрытые враги добились его несправедливого осуждения в юности на десять лет тюрьмы. Состояние гра-фа предоставляло неограниченные возможности для осуществления задуманной мести. Таково было содержание первой части, рассказывавшей о приключениях Альбера де Морсера и Франца д'Эпинэ в Риме, до прибытия графа в Париж. Но когда Дюма, излагая план произведения своему сотруднику Альберу Макэ, дошел до этого места, Макэ заявил ему:
— Я считаю, что вы проходите мимо самого интересного периода в жизни вашего героя, а именно его любви, предательства друзей, десяти лет тюрьмы.
И два писателя тут же, за обедом, разработали план романа в шести частях, начав с экспозиции, тюремного заключения, побега и «наметив более или менее» все остальное. И, таким образом, по словам Дюма: «Граф Монте-Кристо», начатый мной как книга путевых впечатлений, превратился в роман и был закончен в сотрудничестве Макэ и мной».
Учтивость заставила писателя поставить имя Макэ на первое место, но, конечно, еще в большей степени, чем «Три мушкетера», «Граф Монте-Кристо» обязан творческому воображению самого Дюма. Если в «Трех мушкетерах» Дюма с помощью Макэ использовал почти готовые характеры мушкетеров из «Записок» д'Артаньяна, то для «Графа Монте-Кристо» Макэ мог предоставить ему только историю, рассказанную Пёшэ, невероятную и даже нелепую в своей реальности. Но под пером Дюма она приобрела художественную стройность и своеобразную жизненность, а почти безликие участники ее, увиденные «сквозь магический кристалл» искусства, обрели плоть и кровь и пополнили галерею наиболее ярких персонажей французской романтической литературы. Название же ничем не замечательного островка в Средиземном море, по замечанию одного из биографов Дюма, стало не менее знаменитым, чем название острова Эльбы.
М. В. Толмачев

 Отправлено: 21.07.08 15:57. Заголовок: Господь диктует, а я..

Господь диктует, а я пишу.

Дюма: три фамильных портрета

Пожалуй, нет в мире более известного имени, чем имя Дюма-отца. В любой стране читали, читают и будут читать его книги. Этот писатель всегда был отрадой моей юности и вызывал — не у одного меня — горячую любовь. Признавая в нем талантливого автора прекрасных книг, в котором я ценю удивительный сгусток радости жизни, веры в торжество правосудия, удивительного великодушия и природной силы, не могу отказать себе в удовольствии поставить его имя в один ряд с такими классиками французской литературы, как Бальзак, Жорж Санд и Виктор Гюго. Только не будем отделять романы Дюма-отца от серьезной литературы XIX века, называя их чисто развлекательными. По мнению Андре Моруа, этот «рубеж в прежние века не существовал». Вместе с тем сама жизнь Дюма-отца пронизана не меньшим числом авантюрных приключений, чем в его романах.

Почему мы говорим: Дюма-отец, а не просто Дюма? Чтобы не погрешить в истории. Ведь их было трое: Дюма-дед, Дюма-отец, Дюма-сын. Дивизионный генерал времен французской революции, натура стремительная, смелая, бескорыстная и несколько простодушная... Внебрачный сын маркиза де ля Пайетри от чернокожей рабыни с острова Сан-Доминго... Республиканец... Именно ему, молодому мулату, доведенному скупостью отца-маркиза до крайности и решившему завербоваться под чужим именем в королевскую гвардию, будущий писатель обязан таким звучным прозвищем, со временем ставшим всемирно известной фамилией. Это Дюма-дед. О писательском творчестве Дюма-сына мы знаем разве что по его произведению «Дама с камелиями»; как человек он менее ярок и занимателен по сравнению с Дюма-отцом: холодный эстет и светский моралист.

Дюма-отец для меня — это прежде всего великий труженик. Об этом однажды он сам выскажется на одном из митингов в полемике с человеком, назвавшим его аристократом: — Руки, написавшие за двадцать лет четыреста романов и тридцать пять драм, — это руки рабочего!..

Однако не только одни обвинения в аристократизме отравляли жизнь Дюма. С ранних лет ему, сыну мулата, пришлось бороться против жестокой несправедливости, страдая из-за предрассудков, и доказывать себе, что он ничуть не хуже, а даже лучше других. Отсюда любимые герои его — Вершители Правосудия: мушкетеры времен Ришелье и Мазарини, моряк из Марселя, превратившийся вдруг в сказочно богатого графа Монте-Кристо...

Как писался бестселлер

Монте-Кристо — это не только островок, расположенный в Средиземном море неподалеку от острова Эльба, где в памятном 1842 году писатель вместе с одним из племянников Наполеона Бонапарта — принцем Наполеоном охотился на зайцев и куропаток. Тогда это имя очаровало Дюма настолько, что он загорелся сразу же по приезде в Париж написать приключенческий роман, действие которого разворачивалось бы в Париже. Что-то вроде удачного романа Эжена Сю «Парижские тайны», потрясающий успех которого вскружил головы издателям Бетюну и Плону. Материалом для романа послужили «Записки из архивов парижской полиции» бывшего префекта столичной полиции Жака Пеше, одна из глав пятого тома которых носила название «Алмаз отмщения». Глава, о которой словоохотливый Дюма в одном из своих писем потом напишет, как «о глупой истории», впрочем, тут же оговорится, назвав ее «жемчужиной, нуждавшейся в ювелире...». Ювелир Дюма «туго» знал свое дело. Пеше дал ему готовую интригу, от которой не отказались бы плодовитые Бальзак или Эжен Сю. Подлинная история может послужить великолепной основой, когда к ней приложит руку настоящий художник.

Но как же Дюма использовал «Записки...» Пеше?

Герой Дюма, молодой моряк Эдмон Дантес, как и его реальный прототип из «Записок» — простодушный сапожник Франсуа Пико, готовится к свадьбе с любимой девушкой в тот самый момент, когда над его головой сгущаются тучи. Как и в истории, рассказанной Пеше, невеста Пико — красавица-сирота Маргарита Вигора — выходит замуж за кабатчика Матье Лупиана, так и у Дюма рыбак Фернан отнимает у Эдмона прелестную Мерседес. Правда, реального Лупиана больше привлекает не столько красота Маргариты, сколько ее приданое в сто тысяч франков золотом. Но Дюма раздвоил личность Лупиана: он сотворил на его материале двух героев — Фернана и предателя Данглара. Следователь Вильфор имел живой прототип в том ретивом полицейском комиссаре, который, даже не производя предварительного следствия, принял на веру клеветнический донос Лупиана и дал ему ход вплоть до самого Савари, министра полиции.

Аббат Фариа, сосед моряка Эдмона Дантеса по заточению в замке Иф, становится на место итальянского прелата, завещавшего свой спрятанный клад в Милане сапожнику Франсуа Пико. После того как он бежал из замка Иф и стал сказочно богат, Дантес последовательно перевоплощается в аббата Бузони, в лорда Уилмора и в графа Монте-Кристо, в то время как реальный Пико из «Записок...» выдавал себя за Жозефа Люше, аббата Балдини и официанта Проспера. Однако живой Пико исключительно кровожаден: он свирепый убийца, который собственноручно карает своих врагов. У Дюма же Дантес — неумолимый мститель, который лишь направляет руку судьбы, а не мстит за себя сам, как Пико. На его руках нет крови. Этим он привлекателен для читателя. Зло неотвратимо наказано: рыбак Фернан, успевший стать генералом, пэром Франции и супругом красавицы Мерседес, после разоблачений кончает жизнь самоубийством, банкир Данглар разорен, королевский прокурор Вильфор сходит с ума. «Марсельская троица» мрачно уходит со сцены парижской жизни. Луч света в царстве мрака вспыхивает, когда Дюма рисует портрет гречанки Гайдэ, дочери паши из Янины и любовницы графа Монте-Кристо. О такой рабыне всю жизнь мечтал сам писатель... ...Так работал Дюма над одним из своих четырехсот романов и довольно далеко зашел в своей работе, когда его друг Маке высказал свои сомнения в успехе. Но как в действительности трудился над романом Дюма и трудился ли он над ним один? Чужой труд своих помощников сам писатель иронично называл не заимствованием, а «завоеванием» и никогда не стыдился этого. Обычно он приглашал своих сотрудников в отдельный кабинет модного парижского ресторана и за ужином или за кофе рассказывал им какую-либо романтическую повесть, которую, разделенную между собой на главы, они должны были потом изложить на бумаге. Когда же все было написано и отдельные части сведены воедино, автор повести брал огромный карандаш и редактировал рукопись, вычеркивая отдельные сцены, добавляя вчерне новые, правя стиль своих помощников и, где нужно, вписывая маленькие сценки, которые, как алмазные россыпи, заставляли засверкать в своем блеске все произведение. Так рождались замечательные романы Дюма, в каждой строчке которых была видна его неповторимая индивидуальность. Современники метко отмечали, что Дюма «не был каменщиком, но архитектором своего романа...». Напомню, что романов Дюма написал четыре сотни! Замок Монте-Кристо Успех «Графа Монте-Кристо» был ошеломляющий. Весь Париж был без ума от романа, который надолго станет бестселлером. Но больше, чем любой другой парижанин, успеху радовался сам автор, которому вдруг захотелось повторить наяву, в реальной жизни, самому пережить бесподобное существование Эдмона Дантеса. Случилось невероятное: автор позавидовал своему герою... Так, неожиданно возник проект возведения средневекового замка Монте-Кристо, владелец которого не был миллионером, а зарабатывал литературными трудами не более двухсот тысяч франков золотом в год. Вначале Дюма купил поросший лесом участок, чтобы на этом месте возвести замок своей мечты. Место подобрал очень живописное по дороге из Буживаля в Сен-Жермен под Парижем. И подобрал опытного архитектора Дюрана, поручив ему разбить английский парк, в центре которого построить замок в стиле Возрождения, напротив — готический павильон, окруженный водой, а также сделать водные каскады... Самое удивительное, что замысел писателя удался. Большой английский парк до сих пор поражает посетителей своими зелеными лужайками. Два флигеля соединены решеткой, как в замке феодального сеньора. Саламандры на лепных украшениях замка взяты из герба города Вилле-Коттре — родины Александра Дюма. Над парадным входом девиз владельца замка: «Люблю тех, кто любит меня». Архитектура в стиле Вальтера Скотта соседствует с Востоком «Тысячи и одной ночи». Крыша утыкана флюгерами. Апартаменты замка состоят из пятнадцати комнат: по пять на каждом этаже. Главный зал — белый с золотом — выдержан в стиле Людовика XV. 25 июля 1848 года состоялось новоселье. Обед, заказанный на 600 гостей в ресторане Сен-Жермена. Столы на лужайках. В курильницах — благовония. Хозяин замка в сюртуке со сверкающими крестами и орденами сияет от счастья. Поперек жилета перекинута массивная золотая цепь. Со слов Бальзака, «Монте-Кристо» — это одно из самых прелестных безумств, которые когда-либо делались. Говорят, что все это обошлось Дюма в 500 тысяч франков и что ему необходимо еще 100 тысяч франков, чтобы завершить свой замысел. Его ограбили, как на большой дороге. Он вполне мог бы уложиться в 200 тысяч франков...». С этого дня началась неповторимая жизнь в замке. В Монте-Кристо Дюма держит открытый дом и радушно принимает всех, кто бы ни пришел. Любой писатель, любой художник, любой скульптор, стесненный в деньгах, мог поселиться в замке. А кроме того, были еще и женщины, актрисы-дебютантки Исторического театра, к которым писатель никогда не был равнодушен. Содержание этой армии приживальщиков стоило Дюма нескольких сот тысяч франков в год. Сам же хозяин по-прежнему работал в башне; над своим рабочим кабинетом он оборудовал келью, где стояли только железная кровать, стол из некрашеного дерева и два стула. На нем лишь рубашка и панталоны. Он занят. Он пишет очередной свой роман. Только бы ему не мешали, а он умеет работать с утра до вечера, а часто с вечера и до утра, питаясь самой простой пищей? Его девизом в это время стали слова пророка: «Господь диктует, а я пишу». На столе Дюма лежала стопка бумаги разного цвета: голубые листы для романов, розовые — для статей и желтые — для поэм. Для своего детища — Исторического театра — он переделывает в пьесы один роман за другим. Успех, кажется, не изменяет ему — театр несколько сезонов приносит сборы очень удачные... ...Но 24 февраля 1848 года во Франции разразилась очередная революция. Революции гибельны для театров, залы пустели, и этот жалкий источник доходов Дюма вскоре иссяк. А хозяину великолепного замка Монте-Кристо стало грозить разорение. Теперь писателя со всех сторон осаждали кредиторы. На недвижимость Дюма — замок Монте-Кристо — был наложен арест, и сумма залога, отягощавшая недвижимость, поднялась до 232469 франков. Это произошло в декабре 1849 года. В конце концов замок был продан по решению суда за смехотворную сумму. Вскоре судебные исполнители увезли из замка мебель, картины, кареты, книги, скульптуры из английского парка и даже зверей из вольеров (у Дюма в зверинце жили пять собак, три обезьяны, два попугая, золотой фазан, петух и гриф). Наконец настал день, когда Дюма вынужден был покинуть свой замок, названный им в честь своего любимого героя. В тот день, покидая Монте-Кристо, жизнерадостный Дюма грустно шутил, отдавая приятелю две последние сливы из дворцового сада и показывая на замок: — Дырявая корзина, говорите вы? Это правда, но не я сделал в ней дыры. ...В конце романа Эдмон Дантес, пресытившись мщением и благодеяниями, исчезает на белом парусе вместе с Гайдэ, а моряк Джакопо в ответ на расспросы, где граф Монте-Кристо, указывает рукой на морской горизонт. Слово «Монте-Кристо» — это ключ к пониманию как творчества, так и жизни Дюма. Это слово означало соседний с Эльбой островок, где писатель в свои тридцать восемь лет охотился на зайцев и куропаток и решил в память об этом путешествии назвать так один из своих приключенческих романов. Граф Монте-Кристо — любимый герой самого популярного его романа, бестселлера; герой, которому он подражал и откровенно завидовал. Так же он назвал тот великолепный замок в Сен-Жермене, который стал предметом его гордости и причиной его скоропалительного разорения. С этим именем связана извечная мечта писателя о роскоши и справедливости.

Сергей ЛЕБЕДЕВ
http://www.ug.ru/issues07/?action=print&toid=391

 Отправлено: 21.07.08 15:58. Заголовок: Андре Моруа. Три Дюм..

Андре Моруа. Три Дюма

http://lib.misto.kiev.ua/MORUA/duma.txt#108

МОНТЕ-КРИСТО

Глупцы и чудаки более человечны,
чем нормальные люди.
Поль Валери

Глава первая
"ГРАФ МОНТЕ-КРИСТО"

Имя Монте-Кристо - ключ к пониманию как творчества, так и жизни Дюма. Так назвал он свой самый популярный после "Трех мушкетеров" роман, и так же назвал он тот чудовищный дом, который был предметом его гордости и причиной его разорения; это имя лучше всего вызывает в нашей памяти его извечные мечты о роскоши и справедливости.
Как родилась у Дюма идея книги? Это произошло не сразу. В "Беседах" Дюма рассказывает, что в 1842 году, в бытность свою во Флоренции, Жером Бонапарт, экс король Вестфалии, поручил ему сопровождать своего сына (принца Наполеона) на остров Эльбу - одно из самых священных для императорского дома мест. Дюма было тогда сорок лет, принцу - восемнадцать; однако писатель оказался моложе своего подопечного. Они пристали к Эльбе, исходили остров вдоль и поперек, а затем отправились поохотиться на соседний островок Пианозу, где в изобилии водились зайцы и куропатки. Их проводник, окинув взглядом вздымавшуюся над морем живописную скалу, напоминающую по форме сахарную голову, сказал:
- Если ваши превосходительства соблаговолят посетить этот остров, они смогут там великолепно поохотиться.
- А как называют этот благословенный остров?
- Его называют островом Монте-Кристо.
Это имя очаровало Дюма.
- Монсеньор, - обратился он к принцу, - в память о нашем путешествии я назову "Монте-Кристо" один из романов, который когда-нибудь напишу.
Вернувшись на следующий год во Францию, Дюма заключил с издателями Бетюном и Плоном договор, по которому обязался написать для них восьмитомный труд под общим заглавием "Парижские путевые записки". Дюма намеревался совершить продолжительную прогулку в глубины истории и археологии, но издатели сказали ему, что они мыслят этот труд совершенно иначе. Им вскружила головы удача Эжена Сю, чьи недавно вышедшие "Парижские тайны" имели потрясающий успех; им хотелось бы, чтобы Дюма написал для них приключенческий роман, действие которого разворачивалось бы в Париже. Убедить Дюма было нетрудно, его не пугали самые дерзкие проекты. Он сразу же принялся за поиски интриги. А между тем когда-то, давным-давно, он заложил страницу в пятом томе труда Жака Пеше "Записки. Из архивов парижской полиции". Его поразила одна из глав под названием "Алмаз
отмщения". "История эта сама по себе, - писал потом Дюма в письме,
свидетельствовавшем о его неблагодарности, - была попросту глупой. Однако
она походила на раковину, внутри которой скрывается жемчужина. Жемчужина
бесформенная, необработанная, не имеющая еще никакой ценности, - короче
говоря, жемчужина, нуждавшаяся в ювелире..."
Сам Пеше когда-то действительно служил в парижской префектуре полиции.
Из архивных папок он сумел извлечь шесть томов "Записок", которые и ныне
могли бы послужить неисчерпаемым источником для авторов бульварных
романов. Вот та любопытная история, которая привлекла внимание Александра
Дюма.
В 1807 году жил в Париже молодой сапожник Франсуа Пико. Он был беден,
но очень хорош собой и имел невесту. В один прекрасный день Пико, надев
свой лучший костюм, отправился на площадь Сент-Оппортюн, к своему другу,
кабатчику, который, как и он сам, был уроженцем города Нима. Кабатчик
этот, Матье Лупиан, хотя его заведение и процветало, не мог равнодушно
видеть чужую удачу. В кабачке Пико встретил трех своих земляков из Гара,
которые тоже были друзьями хозяина. Когда они принялись подшучивать над
его франтовским нарядом, Пико объявил, что в скором времени женится на
красавице сироте Маргарите Вигору; у влюбленной в него девушки было к тому
же приданое в сто тысяч франков золотом. Четверо друзей онемели от
изумления, так поразила их удача сапожника.
- А когда состоится свадьба?
- В следующий вторник.
Не успел Пико уйти, как Лупиан, человек завистливый и коварный, сказал:
- Я сумею отсрочить это торжество.
- Как? - спросили его приятели.
- Сюда с минуты на минуту должен прийти комиссар. Я скажу ему, что, по
моим сведениям, Пико является английским агентом. Его подвергнут допросу,
он натерпится страху, и свадьба будет отложена.
Однако наполеоновская полиция в те времена не любила шутить с
политическими преступниками, и один из трех земляков, по имени Антуан
Аллю, заметил:
- Это скверная шутка.
Зато остальным идея показалась забавной.
- Когда и повеселиться, как не на карнавале, - говорили они.
Лупиан сразу же приступил к делу. Ему повезло: он напал на недостаточно
осмотрительного, но весьма ретивого комиссара, который счел, что ему
представляется возможность отличиться и, даже не произведя
предварительного следствия, настрочил донос на имя министра полиции,
самого Савари, герцога Ровиго. Герцог был в то время очень обеспокоен
повстанческим движением в Вандее. "Этот Пико, - подумал он, - несомненно
тайный агент Людовика XVIII". И вот бедного малого поднимают среди ночи с
постели, и он бесследно исчезает. Родители и невеста пытаются навести
справки, но розыски не дают никаких результатов, и они в конце концов
смиряются: отсутствующий всегда виноват.
Проходит семь лет. Наступил 1814 год. Империя Наполеона пала. Человек,
до времени состарившийся от перенесенных страданий, выходит из замка
Фенестрель, где он пробыл в заключении целых семь лет... Это Франсуа Пико,
изможденный, ослабевший, изменившийся до неузнаваемости. Там, в тюрьме,
Пико преданно ухаживал за арестованным по политическим мотивам итальянским
прелатом, дни которого были сочтены. Перед смертью тот на словах завещал
ему все свое состояние и, в частности, спрятанный в Милане клад: алмазы,
ломбардские дукаты, венецианские флорины, английские гинеи, французские луидоры и испанские монеты.
По выходе из замка Пико пускается на поиски клада, а найдя его, прячет
в надежное место и под именем Жозефа Люше возвращается в Париж. Там он
появляется в квартале, в котором жил до ареста, и наводит справки о
сапожнике Пьере-Франсуа Пико, том самом, который в 1807 году собирался
жениться на богатой мадемуазель Вигору. Ему рассказывают, что причиной
гибели этого юноши была злая шутка, которую сыграли с ним во время
карнавала четыре весельчака. Невеста Пико два года его оплакивала, а
потом, сочтя, что он погиб, согласилась выйти замуж за кабатчика Лупиана -
вдовца с двумя детьми. Пико осведомляется об остальных участниках
карнавальной шутки. Кто-то говорит ему: "Вы можете узнать их имена у
некоего Антуана Аллю, который проживает в Ниме".
Пико переодевается итальянским священником и, зашив в одежду золото и
драгоценности, отправляется в Ним, где он выдает себя за аббата Балдини.
Антуан Аллю, прельстившись прекрасным алмазом, называет имена трех
остальных участников роковой карнавальной шутки. А через несколько дней в
кабачок Лупиана нанимается официант по имени Проспер. Этому человеку с
лицом, изможденным страданиями, одетому в поношенный костюм, можно дать на
вид не менее пятидесяти лет. Но это тот же Пико в новой личине. Оба уроженца Нима, имена которых выдал Аллю, по-прежнему остаются
завсегдатаями кабачка. Как-то один из них, Шамбар, не приходит в обычное
время. Вскоре становится известно, что накануне в пять часов утра он был
убит на мосту Искусств. В ране торчал кинжал с надписью на рукоятке:
"Номер первый".
От первого брака у кабатчика Лупиана остались сын и дочь. Дочь его,
девушка лет шестнадцати, хороша как ангел. В городе появляется хлыщ,
выдающий себя за маркиза, обладателя миллионного состояния. Он соблазняет
девушку. Забеременев, она вынуждена во всем признаться Лупиану. Лупиан
легко и даже с радостью прощает дочь, поскольку элегантный господин
выражает полную готовность сделать своей женой ту, которая в недалеком
будущем станет матерью его ребенка. Он и впрямь сочетается с ней
гражданским и церковным браком, но сразу после благословения, когда гости
готовятся приступить к свадебному ужину, разносится весть о том, что супруг бежал. Супруг этот оказался выпущенным из заключения каторжником и, разумеется, не был ни маркизом, ни миллионером. Родители невесты вне себя
от ужаса. А в следующее воскресенье дом, где живет семья и помещается
кабачок, сгорает дотла в результате загадочного поджога. Лупиан разорен.
Лишь два человека ему верны: это его друг Солари (последний оставшийся в
живых из былых завсегдатаев кабачка) и официант - виновник всех несчастий,
постигших ничего не подозревающего кабатчика. Как и следовало ожидать,
Солари, в свою очередь, погибает от яда. К черному сукну, покрывающему его
гроб, прикреплена записка с надписью печатными буквами: "Номер второй".
Сын кабатчика молодой Эжен Лупиан - безвольный шалопай. Хулиганам,
неизвестно откуда появившимся в городе, без труда удается втянуть его в
свою компанию. Вскоре Эжен попадается на краже со взломом, и его
приговаривают к двадцати годам тюремного заключения. Семейство Лупиан
скатывается в бездну позора и нищеты. Деньги, добрая репутация, счастье -
все исчезает в стремительной лавине следующих одна за другой катастроф.
"Прекрасная мадам Лупиан", урожденная Маргарита Вигору, умирает от горя.
Так как у нее с Лупианом не было детей, остатки ее состояния Лупиан вынужден вернуть родственникам, которые являются ее прямыми наследниками.
И тут на сцену выступает официант Проспер: он предлагает разоренному
хозяину все свои сбережения при условии, что прелестная Тереза, дочь
Лупиана и жена беглого каторжника, станет его любовницей. Чтобы спасти отца, гордая красавица соглашается.
От бесконечных несчастий Лупиан на грани безумия. И вот однажды вечером
в темной аллее Тюильри перед ним внезапно возникает человек в маске.
- Лупиан, помнишь ли ты 1807 год?
- Почему именно 1807-й?
- Потому что в этом году ты совершил преступление.
- Какое преступление?
- А не припоминаешь ли ты, как, позавидовав другу своему Пико, упрятал
его в тюрьму?
- Бог покарал меня за это... жестоко покарал.
- Не Бог тебя покарал, а Пико, который, чтобы утолить жажду мщения,
заколол Шамбара, отравил Солари, сжег твой дом, опозорил твоего сына и
выдал твою дочь за каторжника. Так знай, что под личиной официанта
Проспера скрывался Пико. А теперь настал твой последний час, потому что ты
будешь Номером третьим.
Лупиан падает. Он убит. Пико уже у выхода из Тюильри, но тут его хватает чья-то железная рука, ему затыкают рот и куда-то увлекают под покровом темноты. Он приходит в себя в подвале, где находится с глазу на глаз с незнакомым человеком.
- Ну как, Пико? Я вижу, мщение кажется тебе детской забавой? Ты
потратил десять лет жизни на то, чтобы преследовать трех несчастных,
которых тебе следовало бы пощадить... Ты совершил чудовищные преступления
и меня сделал их соучастником, потому что я выдал тебе имена виновников
твоего несчастья. Я - Антуан Аллю. Издалека следил я за твоими злодеяниями. И, наконец, понял, кто ты такой. Я поспешил в Париж, чтобы
разоблачить тебя перед Лупианом. Но, видно, дьявол был на твоей стороне и тебе удалось опередить меня.
- Где я нахожусь?
- Не все ли тебе равно? Ты там, где тебе не от кого ждать ни помощи, ни милосердия.
Месть за месть. Пико зверски убит. Его убийца уезжает в Англию. В 1828
году Аллю, тяжело заболев, призывает католического священника, который под
его диктовку записывает во всех подробностях этот леденящий кровь рассказ,
и разрешает священнику после его смерти передать эту исповедь французскому
суду.
Исповедник в точности исполняет последнюю волю Антуана Аллю и передает
этот бесценный документ в архивы парижской полиции, где с ним и ознакомился Жак Пеше.
Для Дюма, Бальзака или Эжена Сю в этой истории заключался готовый
роман. И не только для них, но и для читающей публики. Уже в течение
многих тысячелетий страждущее человечество утешает себя мифами о торжестве
справедливости. Из мифических персонажей наибольшей популярностью
пользуются Волшебник и Вершитель Правосудия. Униженные и оскорбленные с надеждой, не ослабевающей от разочарований, уповают на Бога или героя,
который исправит все ошибки, покарает злодеев и вознаградит наконец праведников, посадив их одесную. Древние наделяли Вершителя Правосудия
большой физической силой; примером тому может служить Геракл. Дюма в
память о своем отце-генерале с успехом воскресил в образе Портоса миф о Геракле.
В "Тысяче и одной ночи" Вершитель Правосудия становится магом. Сила его
носит уже не столько физический, сколько оккультный характер. Он может
спасти невинного, уведя его далеко от преследователей, может открыть
беднякам пещеры, полные драгоценностей.
В эпоху Дюма Волшебник превращается в набоба, обладателя гигантского
состояния, которое позволяет ему осуществлять самые дерзновенные фантазии.
Дюма всегда мечтал быть таким распределителем земных благ. И в пределах, к
сожалению, весьма ограниченных его собственными денежными затруднениями, он тешил себя, играя эту роль по отношению к своим друзьям и любовницам.
Все его золото можно было уложить в один кубок, но он расшвыривал его
жестом столь широким, что ему мог позавидовать любой набоб. Дюма
доставляло большое удовольствие сделать своего героя баснословным богачом,
пригоршнями раскидывающим направо и налево сапфиры, алмазы, изумруды и рубины. К тому же Дюма очень хотелось, чтобы этот герой был бы еще и
мстителем во имя великой цели. Ведь и у самого Дюма, несмотря на всю
широту его натуры, накопилось много обид как против общества, так и против
отдельных личностей. Его отца-генерала травили, самого Дюма преследовали
кредиторы, обливали грязью всевозможные клеветники. Он разделял со многими
обиженными ту жажду мщения, которая еще со времен "Орестейи" вдохновляла
людей на создание стольких шедевров. И ему очень хотелось хотя бы в романе
вознаградить себя за все те несправедливости, которые он терпел от
общества.
Пеше дал ему готовую интригу. А подлинные истории могут служить
великолепной основой, если к ним приложит руку настоящий художник. Дюма
уже довольно далеко зашел в своей работе, когда его друг Маке пробудил в
нем некоторые сомнения.

"Я рассказал ему о том, что я сделал, и о том, что мне еще оставалось
сделать.
- Мне кажется, - заметил он, - что вы опускаете самые интересные
моменты жизни героя... а именно - его любовь к Каталонке, измену Данглара
и Фернана, десятилетнее заключение с аббатом Фариа.
- Я расскажу обо всем этом, - говорю я.
- Не можете же вы рассказывать четыре или пять томов, а здесь получится
не меньше.
- Возможно, вы правы. Приходите ко мне завтра. Мы потолкуем об этом.
Весь вечер, всю ночь и утро я думал о его замечаниях, и они показались
мне настолько справедливыми, что под конец совсем вытеснили мой
первоначальный замысел. И вот когда Маке на следующий день зашел ко мне,
он увидел, что роман разбит на три четко разграниченные части,
озаглавленные: Марсель - Париж - Рим. В тот же вечер мы совместно с Маке
набросали план первых пяти частей. Первую часть мы отвели под экспозицию,
в трех последующих речь должна была идти о заточении в замке Иф, в пятой -
о бегстве из замка и вознаграждении семейства Морель. Все остальные части,
хоть и не были разработаны в деталях, были в общем ясны.
Маке считал, что он оказал мне всего-навсего дружескую услугу. Я
полагаю, что он проделал работу соавтора..."

А теперь настало время рассказать о том, как Дюма использовал "Записки"
Пеше.
Герой Дюма, Эдмон Дантес, как и Франсуа Пико, готовится к свадьбе с
любимой девушкой в тот самый момент, когда над ним разражаются невероятные
несчастья. Как в истории, рассказанной Пеше, невеста Пико выходит замуж за
Лупиана, так и у Дюма рыбак Фернан отнимает у Эдмона Мерседес. Но Дюма
раздвоил личность Лупиана: он сделал на его материале двух героев -
Фернана и предателя Данглара. Следователь Вильфор, видевший в гибели
Дантеса лишь средство сделать карьеру, имел живым прототипом того самого
ретивого комиссара, который с такой готовностью принял на веру
клеветнический донос Лупиана.
Аббат Фариа, товарищ Эдмона Дантеса по заточению в замке Иф, становится
на место миланского прелата, завещавшего свои сокровища Франсуа Пико.
После того как он бежал из замка и стал богат, Дантес последовательно
перевоплощается в аббата Бузони, в Синдбада-морехода, в лорда Уилмора и в
графа Монте-Кристо, точно так же Пико выдавал себя за Жозефа Люше, аббата
Балдини и официанта Проспера.
Не оставил без внимания Дюма и тот факт, что дочь Лупиана, обольщенная
самозванцем, надеялась, выйдя замуж за уголовного преступника, выдававшего
себя за маркиза, породниться с самыми знатными домами. Этот эпизод легко
поддавался романизации. И он, в свою очередь, вводит в дом Дангларов
Бенедетто, незаконного сына Вильфора, осужденного за мошенничество,
воровство и подлоги и сосланного на тулонскую каторгу. Убежав с каторги,
этот арестант так удачно выдает себя за итальянского князя, что
очаровательная Эжени, дочь Данглара, отдает ему руку. В день, когда должно
состояться торжественное подписание брачного контракта, жениха арестуют по
обвинению в убийстве.
Но не из "Записок" было взято гениальное, мгновенно запечатлевающееся в
памяти название романа "Граф Монте-Кристо". В реторту с таинственным
составом, из которого выходят шедевры, было подбавлено новое бесценное
вещество, и произошло это в тот самый день, когда Дюма отправился
охотиться на островок близ Эльбы.
Живой Пико был слишком кровожаден в своей мести, чтобы стать популярным
героем. И Дюма сделал Дантеса не свирепым убийцей, а неумолимым мстителем.
Пико собственноручно убивает своих врагов. Он мстит за себя сам, тогда как
Дантес направляет руку судьбы. Фернан, успевший стать генералом, графом де
Морсером и супругом Мерседес, кончает жизнь самоубийством, Данглар
разорен, Вильфор сходит с ума. Чтобы бросить луч света в это царство мрака
и заодно придать роману колорит "Тысячи и одной ночи", Дюма снабжает
Монте-Кристо любовницей гречанкой Гайдэ, дочерью паши Янины. Именно о
такой великолепной рабыне всю жизнь мечтал сам Дюма.
К концу книги Эдмон Дантес, пресытившись мщением, наделяет приданым
дочь своего врага мадемуазель Вильфор и выдает ее замуж за сына своего
друга Мореля. Но когда молодые люди хотят отблагодарить своего благодетеля
и спрашивают у моряка Джакопо: "Где граф? Где Гайдэ?" - Джакопо указывает
рукой на горизонт.

"Они обратили взгляд туда, куда указывал моряк, и вдали, на темно-синей
черте, отделявшей небо от моря, они увидели белый парус не больше крыла
морской чайки".

Итак, "Граф Монте-Кристо" заканчивается так же, как заканчиваются
фильмы Чаплина - кадром, на котором мы видим силуэт человека, уходящего
вдаль.

 Отправлено: 21.07.08 15:58. Заголовок: Глава вторая, В КОТО..

Глава вторая,
В КОТОРОЙ РОМАН ВОПЛОЩАЕТСЯ В ЖИЗНЬ

В блокноте этом наш Дюма
Ведет расходам счет. Но только
Важнейшей нет графы там: сколько
Он в день расходует ума.
Роже де Бовуар

Успех "Графа Монте-Кристо" превзошел все предыдущие успехи Дюма. Париж
был без ума от романа, и сам Дюма больше, чем любой другой парижанин. Он
никогда не проводил четкой грани между своими романами и личной жизнью.
Ему доставило огромное удовольствие вести через посредство Эдмона Дантеса
столь бесподобное существование, и он захотел пережить нечто подобное в
реальной жизни. Разве он не был набобом от литературы? Разве он не
зарабатывал двести тысяч франков золотом в год? Так почему же ему не
построить замок Монте-Кристо?
С 1843 года Дюма, сохраняя за собой квартиру в Париже, снял (за две тысячи франков в год) виллу "Медичи" в Сен-Жермен-ан-Лэ и взял в аренду
театр этого маленького городка. Он пригласил туда Комеди Франсез, кормил
артистов и обеспечивал их жильем, брал на себя гарантии за выручку и терял
на этом деле кучу денег. Зато его двор, гарем и зверинец весело копошились
вокруг него, а доходы железной дороги из Парижа в Сен-Жермен сразу
поднялись. Толпы любопытных стекались в Сен-Жермен, чтобы поглазеть на
великого человека. И он, знатный вельможа, пожимал руки, отпускал остроты
и первый смеялся над ними.
Удивленный король спросил однажды у министра Монталиве:
- Отчего в Сен-Жермене царит такое оживление?
- Сир, - последовал ответ, - желает ли ваше величество, чтобы Версаль
веселился до упаду? Дюма за пятнадцать дней возродил Сен-Жермен -
прикажите ему провести две недели в Версале.
Но не в Версале, а по дороге из Буживаля в Сен-Жермен купил Дюма
поросший лесом участок, чтобы возвести замок своей мечты. Он привел на
этот склон архитектора Дюрана и сказал ему:
- Вот здесь вы разобьете мне английский парк, в центре его я хочу
построить замок в стиле Возрождения, напротив - готический павильон,
окруженный водой... На участке есть ручьи. Вы создадите каскады...
- Но, господин Дюма, здесь глинистая почва. Все ваши строения поползут.
- Господин Дюран, вы будете копать, пока не дойдете до туфа... Вы
отведете два подземных этажа под погреба и своды.
- Это вам обойдется в несколько сотен тысяч франков.
- Надеюсь, никак не меньше, - ответил Дюма, расплываясь в счастливой
улыбке.
Самое удивительное, что он и впрямь осуществил свой замысел. Парк,
разбитый на английский манер, большой и живописный, по сей день поражает
своими романтическими ивами и зелеными лужайками. Два флигеля соединены
решеткой, достойной украшать замок феодального сеньора. По другую сторону
дороги, ведущей в Марли-ле-Руа, стоят очаровательные службы (в стиле
Вальтера Скотта), которые по современным представлениям могли бы считаться
самостоятельными загородными домиками. Сам "замок", по сути дела,
представляет собой обыкновенную виллу, причем настолько эклектичную по
стилю, что она производит впечатление дикое и вместе с тем трогательное.
Бальзак восхищался ею и завидовал Дюма. Напрасно!
Окна, скопированные с окон замка д'Анэ, вызывают в памяти Жана Гужона и
Жермена Пилона. Саламандры на лепных украшениях заимствованы из герба,
пожалованного Франциском Первым городу Вилле-Коттре - родине Александра
Дюма. Скульптурные изображения великих людей от Гомера до Софокла, от
Шекспира до Гете, от Байрона до Виктора Гюго, от Казимира Делавиня до
Дюма-отца образуют фриз вокруг дома. Над парадным входом девиз владельца замка: "Люблю тех, кто любит меня". Над фасадом в стиле Генриха II вздымается восточный минарет. Архитектура эпохи трубадуров соседствует с Востоком "Тысячи и одной ночи". Крыша утыкана флюгерами. Апартаменты небольшие, зато на редкость разностильные, состоят из пятнадцати комнат, по пяти на каждом этаже, - и все это венчают обшитые панелями мансарды.
Главный зал - белый с золотом - выдержан в стиле Людовика XV. Арабская
комната украшена гипсовыми арабесками тонкой работы, на которых еще можно
прочесть изречения из Корана, хотя позолота и яркие краски вязи везде уже
облупились.
В двухстах метрах от "замка" возвышается удивительное строение в
готическом стиле - нечто среднее между миниатюрной сторожевой башней и
кукольной крепостью. Маленький мостик перекинут через ров, заполненный
водой. На каждом камне высечено название одного из произведений Дюма. Весь
первый этаж занимает одна комната, лазурный потолок ее усыпан звездами.
Стены обтянуты голубым сукном, над резным камином - рыцарские доспехи.
Сундуки в стиле средних веков, стол, вывезенный из трапезной какого-то
разоренного аббатства. Здесь Дюма почти не мешали работать. Спиральная
лестница вела в келью, где он иногда проводил ночь. Дозорная площадка
позволяла ему наблюдать за гуляющими по парку гостями. Все вместе
производило впечатление лилипутского величия.
Леон Гозлан был в восторге.
"Я могу сравнить эту жемчужину архитектуры, - писал он, - только с
замком королевы Бланш в лесу Шантийи и домом Жана Гужона... У здания
усеченные углы, каменные балконы, витражи, свинцовые оконные рамы, башенки и флюгера... Оно не принадлежит к определенной эпохе - его нельзя отнести ни к античности, ни к средневековью. В нем, однако, есть нечто
возрожденческое, и это придает ему особое очарование... Дюма, который
лучше, чем кто бы то ни было, знает талантливых людей своего времени,
заказал все статуи, украшающие замок, Огюсту Прео, Джеймсу Прадье и
Антонену Миму... По фризу первого этажа он распорядился расположить бюсты
великих драматургов всех веков, в том числе и своего..."
Гозлан рассыпался в похвалах тунисским скульпторам за "тонкость и
изящество работы, какую увидишь разве что на мавританских плафонах
Альгамбры; сложный резной узор кажется роскошным кружевом... Я вне себя от
восхищения... В Трианоне нет ни одного плафона, равного тому, который
тунисец создал для "Монте-Кристо". С центрального балкона открывается вид
еще более прекрасный, чем тот, которым мы наслаждаемся с высоты террас
Сен-Жермена..."
Гозлан здесь выказывает себя больше Монте-Кристо, чем сам Монте-Кристо.
На самом деле "замок" был всего-навсего причудливой, нелепой и маленькой
виллой, где Дюма, однако, жил как знатный вельможа.
На новоселье (25 июля 1848 года) Дюма пригласил к обеду шестьсот
гостей. Обед заказали в знаменитом ресторане ("Павильон Генриха
Четвертого" в Сен-Жермене), столы накрыли на лужайке. В курильницах
дымились благовония. Повсюду красовался девиз маркизов де ля Пайетри:
"Ветер раздувает пламя! Господь воспламеняет душу!" Сияющий Дюма
расхаживает среди приглашенных. На сюртуке его сверкают кресты и ордена.
Поперек блестящего жилета перекинута массивная золотая цепь. Он обнимает
хорошеньких женщин и всю ночь напролет рассказывает чудесные истории.
Никогда в жизни он не был так счастлив.

Бальзак - Еве Ганской, 2 августа 1848 года:
"Ах, Монте-Кристо" - это одно из самых прелестных безумств, которые
когда-либо делались. Он - самая царственная из всех бонбоньерок на свете.
Дюма уже израсходовал 400 тысяч франков, и ему понадобится еще 100 тысяч
франков, чтобы закончить замок. Но он во что бы то ни стало осуществит
свой замысел. Вчера мне удалось узнать, на какой земле построен этот
маленький замок. Земля эта принадлежит крестьянину, который продал ее Дюма
по устной договоренности так, что в любую минуту, если ему вдруг
вздумается распахать свое поле и сажать на нем капусту, он может
потребовать снести замок. Это дает вам некоторое представление о характере
Дюма! Строить этакое чудо, ибо замок - поистине чудо, хотя и
незавершенное, на чужой земле, не имея никаких документов, подтверждающих твои права! Крестьянин может умереть, а его дети, пока еще несовершеннолетние, не захотят сдержать слово, данное их отцом!..
Если бы вы увидели этот замок, вы бы тоже пришли в восторг от него. Это
очаровательная вилла, она куда красивее виллы Пампили, потому что с нее
открывается вид на террасы Сен-Жермена, и, помимо всего прочего, она стоит
у воды!.. Дюма обязательно ее достроит. Она такая же красивая и
изысканная, как портал Анэ, который вы видели в Музее изящных искусств.
Планировка прекрасная - одним словом, безумная роскошь времен Людовика XV, но в стиле Людовика XIII с элементами украшении эпохи Возрождения.
Говорят, постройка уже обошлась Дюма в 500 тысяч франков и что ему
необходимо еще 100 тысяч франков, чтобы завершить свой замысел. Его
ограбили, как на большой дороге. Он вполне мог бы уложиться в 200 тысяч
франков..."

Очень забавно читать, как Бальзак распекает Дюма за безрассудные траты
и поучает его искусству бережливости.
Так началась неповторимая жизнь в "замке" "Монте-Кристо". Хозяин дома
поселился в микроскопической крепости; над своим рабочим кабинетом он
оборудовал келью, где стояли только железная кровать, стол некрашеного
дерева и два стула. Там он работает с утра до вечера, а часто с вечера и
до утра. На нем лишь рубашка и тиковые панталоны. Он очень растолстел, и
его огромный живот упирается в стол, а между тем он ест самую простую
пищу: пантагрюэлевские пиры он задает гостям. В "Монте-Кристо" он держит
открытый дом. В "Монте-Кристо" радушно принимают всех, кто бы ни пришел.
Дюма протягивал гостю левую руку, правой продолжая писать, и приглашал его
к обеду. Повар то и дело получал указание поджарить еще несколько котлет
по-беарнски. Иногда Дюма, который сам был отличным кулинаром, приготовлял
какое-нибудь блюдо по своему рецепту и с увлечением стряпал соусы.
Любой писатель, любой художник, стесненный в деньгах, мог поселиться в
"Монте-Кристо". Там постоянно жило множество дармоедов, с которыми
амфитрион даже не был знаком. Содержание этих людей стоило ему нескольких
сот тысяч франков в год. Уже не говоря о женщинах...
В "замке" "Монте-Кристо" одна любимая султанша быстро сменяла другую: в
их числе была и Луиза Бодуэн, которую величали Аталой Бошен, дебютантки
Исторического театра, женщины-писательницы. Фавориткой 1848 года была
Селеста Скриванек, очаровательная актриса, совсем еще молодой
дублировавшая Дежазе и с большим изяществом исполнявшая куплеты в
водевилях. Любовница, друг и секретарь Дюма, она хотела играть в этом
непостоянном семействе еще и роль матери.

Селеста Скриванек - Дюма-сыну:
"Мой дорогой Александр, я на верху блаженства: я не расстанусь с вашим
отцом. Он согласился взять меня с собой. Я буду путешествовать с вами под
видом мальчика: портной только что снял с меня мерку. Ах, я схожу с ума от
счастья! Простите меня, мой милый, добрый друг, за то, что я не сообщила
вам обо всем этом раньше (sic!); изо дня в день я собиралась поболтать
хоть несколько минут с вами, но в последний момент мне всегда что-нибудь
мешало. Ваш отец заставляет меня много работать, я пишу под его диктовку,
и я очень горда и счастлива тем, что могу быть секретарем этого
универсального человека. Я надеюсь через месяц увидеть вас здесь, но тем
временем все же черкните мне несколько дружеских слов.
Мы выполнили все ваши поручения. Сейчас я подрубаю ваши галстуки; как
только портной закончит ваши брюки, мы вышлем все вместе. Сегодня вечером
мы отправляемся в Версаль и пробудем там целых три дня. Прощайте, напишите мне поскорее.
Ваша преданная маленькая мама, С.Скриванек".

Что касается Лолы Монтес, то хотя она и провела несколько дней в
"Монте-Кристо", нам представляется маловероятным, чтобы она была
любовницей Дюма, так как, став милостью своего любовника короля Людвига I
Баварского всемогущей графиней Ландсфильд, она писала в "Монте-Кристо":

Мюнхен, 14 апреля 1847 года:
"Мой дорогой господин Дюма! Для меня было большим удовольствием
получить (sic!) несколько дней назад ваше письмо. Если вы к вам приедете,
я ногу вас заверить, что как будет оказан прием, достойный такого
талантливого и прославленного писателя, как вы. Его величество король
просит меня передать вам его благодарность за те лестные слова по его
адресу, которые содержались в письме ко мне, а также сказать вам, что ему
доставит огромное удовольствие увидеть вас в Баварии. Я считаю, что вы
должны приехать к нам, не теряя времени. Все здесь в восторге от ваших
прекрасных произведений, и я уверена, что вас примут по-царски. Я пишу вам
обо всем этом для того, чтобы вы обязательно приехали повидаться с
королем. Я думаю, что вы останетесь довольны друг другом. Не смею дольше
отнимать ваше драгоценное время, так как хорошо знаю, что письмо от столь
скромной особы, как я, не может заинтересовать вас. Но разрешите мне,
дорогой господин Дюма, навсегда остаться одной из самых восторженных ваших поклонниц.
Лола Монтес".

Лола Монтес, баварская графиня, была ирландкой, выдававшей себя за
испанку. Из письма видно, что она писала с грубыми синтаксическими и
орфографическими ошибками. Но содержание письма говорит о том, что Лола не
была любовницей Дюма, хотя официальный тон мог быть продиктован и
осторожностью.
В "Монте-Кристо" безраздельно правил итальянский мажордом синьор
Раскони. Садовник Мишель, мастер на все руки, большой знаток "Словаря
естественных наук", приводил Дюма в восторг, называя по-латыни растения и
животных. Был там еще и маленький негритенок Алексис, которого Мари
Дорваль однажды принесла Дюма в корзинке с цветами.
- Я не могу его прокормить, - сказала очаровательная актриса,
обремененная долгами, - и поэтому дарю его тебе, мой славный пес.
- Откуда он родом?
- С Антильских островов.
- На каком языке говорят на Антильских островах, мой мальчик?
- На креольском.
- А как будет по-креольски: "Здравствуйте, сударь"?
- Здравствуйте, сударь.
- Ну что ж, тогда все ясно, мой мальчик. Отныне мы будем говорить
по-креольски... Мишель! Мишель!..
Вошел садовник.
- Вот вам, Мишель, новый гражданин, который теперь будет жить с нами.
Был в "Монте-Кристо" еще один слуга, приставленный к псарне, и другой -
к вольерам, потому что эти джунгли были населены зверями, которым Дюма
посвятил очаровательную книгу "История моих животных". В доме жили пять
собак, три обезьяны, из них одна - мартышка (которых он назвал в честь
знаменитого писателя, знаменитого переводчика и популярной актрисы), два
попугая, золотой фазан, окрещенный Лукуллом, петух, прозванный Цезарем,
кот по кличке Мисуф и гриф Югурта, вывезенный из Туниса, которого
переименовали в Диогена с тех пор, как он поселился в бочке.
Монте-Кристо хорошо работалось под писк и гомон зверинца. На столе у
него всегда лежала стопка бумаги - голубые листки для романов, розовые -
для статей и желтые, предназначенные для поэм одалискам. Его поглощали
мысли об Историческом театре, для которого он переделывал в пьесы один
роман за другим; он был бы счастлив, если бы его сын согласился войти на
паях в фирму "Александр Дюма и Кo". Пожелай он только играть роль Маке,
говорил отец, он мог бы легко заработать от сорока до пятидесяти тысяч
франков в год.
"Это вовсе не трудно, поверь мне... Я бы тебе все объяснил. Если бы тебе что-нибудь не понравилось, ты мог бы мне возражать".
Дюма-сын, несмотря на успех своего романа, очень нуждавшийся в деньгах,
в конце концов согласился, хотя и не слишком охотно, собрать и обработать
для отца кое-какие исторические материалы.

Дюма-отец - Дюма-сыну:
"Посылаю тебе пятьсот франков. Постарайся закончить третий том к концу
месяца. Это даст тебе две тысячи франков..."

Иногда Дюма-сын под натиском какой-нибудь красотки обращался за помощью
к Ипполиту Остену, оборотистому молодому человеку, которого Дюма-отец
сделал директором Исторического театра:

"Мой дорогой Остен! Бедней церковной мыши
Покорный ваш слуга. Увы, с трудом он дышит:
Ему фиакр не по карману, а Дюлон
Сам без гроша сидит. (Так утверждает он.)
Порше, как я узнал, в таком же положенье
И денег мне не даст... Так вот об одолженье
Хочу вас попросить: могли бы вы сейчас
Мне триста франков дать? Не разорю я вас,
А мне окажете услугу вы... Засим
Жду с нетерпением ответа.
Дюма-сын".

Но и этот жалкий источник вскоре иссякнет.

 Отправлено: 21.07.08 15:59. Заголовок: Глава третья РАЗОРЕН..

Глава третья
РАЗОРЕНИЕ МОНТЕ-КРИСТО

Дырявая корзина, говорите вы? Это
правда, но не я проделал в ней дыры.
Александр Дюма

Первый сезон в Историческом театре был очень удачным: сборы дали 707905
франков. Второй открылся триумфом Дюма - Маке - "Шевалье де Мезон-Руж",
драмой, в которой трогательная любовная история развертывается на фоне
великих событий революции. Пьеса кончается последним пиршеством
жирондистов и песней "Умереть за родину"... 7 февраля 1848 года
Исторический театр ввел смелое новшество: драма "Монте-Кристо" должна была
идти два вечера кряду. Первая часть, кончавшаяся побегом Эдмона Дантеса,
длилась с шести часов вечера до полуночи.

"Все расходились, - писал Готье, - с твердым намерением вернуться
завтра. Ночь и следующий день казались всего-навсего досадно затянувшимся
антрактом. На втором вечере зрители уже здоровались, знакомились, вступали
в разговоры... Каждый старался устроиться поудобнее, расположиться с
комфортом - словом, чувствовал себя жильцом, а не зрителем... Когда
занавес упал в последний раз, из груди всех присутствующих единодушно
вырвался вздох сожаления: "Как, уже? Расстаться так скоро, пробыв вместе
всего два дня? Неужели великий Александр Дюма и неутомимый Маке так мало
верят в нас?.. Да мы бы отдали им всю неделю..."

Но 24 февраля разразилась революция 48-го года. Восстания гибельны для
театров, и залы опустели. Только Рашель удавалось еще делать аншлаги в
Комеди Франсез, декламируя Марсельезу в антракте между четвертым и пятым
актом трагедии Корнеля или Расина. Читала она превосходно, голос ее звучал
гордо и непреклонно. Однако, несмотря на всю свою преданность республике,
Дюма предпочел бы немного меньше гимнов и побольше зрителей. И хотя он
нисколько не жалел о Луи-Филиппе, который всегда относился к нему плохо, в
молодых принцах он терял ценных покровителей. Вполне вероятно, что он, как
и Виктор Гюго, приветствовал бы регентство герцогини Орлеанской. Но
поскольку на это не было никакой надежды, он решил стать на сторону нового
режима и выдвинуть свою кандидатуру в депутаты.
"Революционная буря вместе с коронованным старцем унесла и скорбную
мать и хилого ребенка. Франция в эти дни бедствий, - писал Дюма, -
обращается к своим лучшим сыновьям... Мне кажется, я имею право быть в
числе тех достойных мужей, которых она призвала на помощь..." Это
означало, что он, как Ламартин и Гюго, был намерен заняться политикой.
Осталось только выбрать департамент, чтобы выставить свою кандидатуру.
У Гюго не было никаких сомнений на этот счет: башни Собора Парижской
Богоматери образуют "H" - инициал его фамилии - Hugo; Париж принадлежит
ему, парижане относятся к нему серьезно. Но парижане никогда бы не выбрали
Дюма: они считали его большим шутником и не принимали всерьез. Может быть,
попытать счастья в департаменте Эн, где он родился? Он боялся, что там его
считают большим республиканцем, чем сама республика. В департаменте Сены и
Уазы, где у него собственность - замок "Монте-Кристо" - и где он командует
батальоном национальной гвардии в Сен-Жермен-ан-Лэ? Увы, в те три дня,
когда решалась судьба революции 48-го года, он предложил повести своих
людей на Париж, и они не простили ему "легкомыслия, с которым он готов был
рисковать их жизнью". Эти защитники нации, конечно, хотели защищать нацию,
но только на своей территории, и они потребовали отставки своего не в меру
воинственного командира.
Молодой человек, которому Дюма оказал кое-какие услуги, убедил его, что
его очень любят в департаменте Ионн и что он непременно пройдет на
выборах. Дюма и сам был уверен, что в департаменте Ионн ан так же
популярен, как и в любом другом департаменте Франции, и что ни один
кандидат не устоит против него. Но он забыл, что французская провинция
всегда отдает предпочтение землякам. "Кто он такой, этот Дюма? -
спрашивали ионнцы. - Он из здешних? У него есть виноградники? Или, может,
он виноторговец? Нет?.. - Так, значит, это тот политикан, да к тому же
друг герцогов Орлеанских, сторонник регентства? - говорили одни. -
Аристократишка, маркиз!" - подхватывали другие. Дюма только что основал
газету "Ле Муа" (под скромным девизом "Господь диктует, и я пишу"), там он
выступил с требованием водворить статую герцога Орлеанского на ее прежнее
место в Луврском дворце. Избиратели упрекали его за верность герцогу. Дюма
ответил им великолепной речью. Он говорил о дружбе я признательности,
напоминал о том горе, которое причинила трагическая гибель юного принца,
заставил плакать одну половину зала, аплодировать другую и - провалился на
выборах.
Однако в Париже он все же посадил перед Историческим театром дерево
свободы, сказав директору: "Остен, сохраним любовь народа. Принцы
исчезнут, а великий французский народ останется". Когда на одном из
избирательных митингов в департаменте Ионн какой-то рабочий грубо прервал
Дюма криками: "Эй ты, маркиз, эй ты, негр!" - он ответил ему так, как
ответил бы генерал Дюма - или Портос. Он схватил крикуна за штаны и поднял
над парапетом: "Проси прощения, не то я кину тебя в воду!" Крикун принес
извинения. Дюма сказал: "Ладно. Я только хотел тебе доказать, что руки,
написавшие за двадцать лет четыреста романов и тридцать пять драм, - это
руки рабочего..." Одно время он носился с мыслью выставить свою
кандидатуру на Антильских островах: "Я пошлю им прядь волос, и они увидят,
что я свой". Но и от этого намерения ему тоже пришлось отказаться, и так
как он не имел возможности творить историю, он снова стал сочинять
истории.
Но сколько б драм и романов он ни писал, никаких гонораров не хватало,
чтобы остановить надвигающуюся лавину его долгов. Исторический театр делал
ничтожные сборы. Пьеса Бальзака "Мачеха" (25 мая 1848 года) с треском
провалилась. Несмотря на возобновление "Нельской башни", театр стоял на
пороге банкротства. С первых же недель совместной работы Дюма напугал
своей расточительностью Остена, с которым, по отзыву Марселины
Деборд-Вальмор, "ладить было далеко не так легко, как с нашим поэтом, этим
большим ребенком, которого мы все так любим". А бедный большой ребенок
обещал все и всем. Он раздавал ангажементы направо и налево: "Актеры
стекались к нему, но всех приводила в ужас неустойчивость его положения и
та чудовищная роскошь, в которой он жил. Говорили, что он сможет свести
концы с концами, только если будет беречь каждый грош, как Бокаж, и
поручит за этим следить господину Остену..." Но даже Остен вскоре
отказался быть "здравым смыслом Дюма". В декабре 1849 года он подал в
отставку. Его преемники преуспели в этом не больше, чем он. Ненасытный
Исторический театр пожирал одну пьесу за другой и почти не давал денег.
Дюма со всех сторон осаждали кредиторы. На "Монте-Кристо" был наложен
арест, и сумма залога, отягощавшая недвижимость, поднялась до 232469
франков и 6 сантимов.
Ида Ферье, или, вернее, маркиза Дави де ля Пайетри, как она величала
себя в Италии, привилегированная кредиторша, которой Дюма задолжал сто
двадцать тысяч франков ее приданого плюс проценты на них, плюс назначенное
ей содержание, боролась за то, чтобы взыскать свой долг, но при этом
оставалась в тени. С августа 1847 года она поручила вести свои дела
адвокату, мэтру Лакану, но написала ему, что не решается начать тяжбу с
Дюма.

Неаполь, 1 августа 1847 года.
"Что может сделать женщина, одинокая бедная, чья единственная сила в
истине, к которой она вынуждена взывать издалека, что может она сделать
против коварных измышлений и искусной лжи человека, словам которого
придает такой вес известность его таланта? Мы можем сколько угодно
осуждать его частную жизнь, но как писатель он обладает обаянием, которому
трудно противиться. Этот ум, столь неистощимый в поэтических и забавных
выдумках, так же неутомим в борьбе с теми, кого он ненавидит. Господин
Дюма не остановится перед самой черной ложью, если с ее помощью можно
раздавить меня и обелить себя. И как бы я ни была права, я вынуждена буду
отступить, или, в лучшем случае, его вероломство и ложь нанесут мне такой
урон, что я не захочу продолжать этой борьбы. Именно на это он всегда
рассчитывал, именно потому он надеялся удержать меня от обращения к
правосудию... Он знает, насколько я боюсь скандалов и какие жертвы я
принесла, чтобы сохранить положение в свете, которого он всеми силами
пытался меня лишить. Мы по-разному смотрим на вещи: он считает, что
скандалы лишь удваивают популярность его книг, и поэтому ищет их так же
усердно, как я пытаюсь их избежать. Я настоятельно прошу вас сударь
сообщить мне, какие неприятные последствия такого рода может повлечь за
собой моя просьба об алиментах. Мне и моим близким было бы очень тяжело
выносить нищету, но не менее ужасно было бы видеть, как меня обливают
грязью, а я из-за своего отсутствия даже не имею возможности защищаться.
Вот уже несколько лет, как я живу среди избранного общества этой страны и
должна строго соблюдать приличия, а вы сами, сударь, знаете, сколь
чувствителен к подобным вещам свет, законы которого Дюма решается нарушать
тем более дерзко, что сам он к нему не принадлежит..."

В лагере сторонников маркизы Иды была ее падчерица Мари, очень
привязанная к мачехе и осуждавшая отца за расточительность, и, разумеется,
ее собственная мать, вдова Ферран, которой Дюма в свое время обещал пенсию
и ни разу ее не выплатил. И мамаша и Мари мечтали съехаться с Идой и жить
с ней в Неаполе или во Флоренции, где ее содержали "друзья".

Ида Дюма - мэтру Лакану:
"Мои друзья во Флоренции, так же как и я, считают, что мне невозможно
дольше оставаться в городе, где у меня нет никаких средств к существованию
и где мое положение в свете, в котором я вращалась столько лет, обязывает
меня соблюдать внешние приличия, слишком для меня разорительные. Они были
так добры, что пошли на дальнейшие жертвы и устроили мне заем под
гарантию, благодаря чему я смогла переехать в Неаполь, куда меня уже давно
призывала забота о моем здоровье. Здесь мне на помощь пришли другие люди,
иначе я не смогла бы даже дождаться решения по тому иску, который мы
подадим сейчас, - решения, которого я жду, чтобы вернуться во Флоренцию и
выписать к себе мать и падчерицу.
Я надеюсь, сударь, суд учтет, что я должна содержать еще двух человек и
что алименты, о которых я хлопочу, нужны не только мне. Восемнадцать тысяч
франков на жену, тещу и дочь - не так уж много, особенно если сравнить эту
сумму с теми гонорарами, которые получает господин Дюма, гонорарами,
которые, как он неоднократно признавался, в частности во время процесса
против одной из газет, названия ее я не помню (это было зимой 1845 года),
превышают двести тысяч франков в год! Впрочем, его заработки известны
буквально всем..."

Мари Дюма согласилась подтвердить эти факты и выступить свидетельницей
против отца. Она назвала Иду "дорогой и нежно любимой маменькой" и
жаловалась на то, что ей, девице шестнадцати лет, приходится быть
свидетельницей разгула, царящего в "Монте-Кристо".

Мари Дюма - мачехе, Париж, 28 августа, 1847 года:
"К тому же, дорогая и милая маменька, моя жизнь здесь стала совершенно
невыносимой. Прибавьте к этому печаль, которую я непрестанно испытываю от
разлуки с той, кого люблю больше всего на свете. Немалое горе также
причиняют мне и требования отца - он хочет заставить меня жить с ним. Ах,
моя дорогая, и это в его положении!.. Я никак не могу на это согласиться,
меня до глубины души оскорбило, что он не постыдился вынудить меня подать
руку дурной женщине. Он не краснел, принуждая меня находиться в обществе
женщины, которую - имей он отцовские чувства - он должен был бы изгнать из
"Монте-Кристо" в тот же день, как я туда приехала, женщины, имени которой
не следовало бы даже упоминать в моем присутствии!.. Я клянусь гобой,
которая мне дороже всего на свете, что только силой меня смогут заставить
быть в подобном обществе..."

Ида вполне искренне хотела взять на себя воспитание Мари.

Ида Дюма - мэтру Лакану, Флоренция, 1 февраля 1848 года:
"Я еще раз прошу вас добиться того, чтобы мне вернули мою падчерицу. Я
прекрасно понимаю, что директриса ее пансиона по корыстным соображениям
изо всех сил будет препятствовать этому. Она имела беседу по этому поводу
с господином Ножаном де Сен-Лоран. Я умоляю вас, сударь, рассказать ему о
подлинном положении девушки, к которой я отношусь, как к дочери. Всем
известно, что дела ее отца настолько плохи, что он никогда не сможет дать
ей ни одного су. То немногое, на что она может надеяться, она получит от
меня. Молодой девушке придется безвыездно оставаться в Париже, где она ни
на один день не сможет покинуть пансион, так как у нее нет ни матери, ни
семьи, ни хоть сколько-нибудь подходящего для нее окружения и, что всего
важнее, никакого будущего. Возвратившись ко мне, она освободит отца от
тяжелой обязанности платить за ее обучение, что для него отнюдь не
последнее соображение. Я позабочусь о том, чтобы она могла завершить свое
образование... Мари будет вращаться здесь в обществе гораздо более
высокопоставленном, чем то, которое она могла видеть в Париже. Если думать
о ее устройстве в жизни, надо сказать, что во Флоренции ей в этом смысле
будет гораздо лучше, чем в любом другом месте. Удерживая силой это
несчастное дитя в Париже, они не только разбивают ее сердце, но и губят ее
будущее..."

Мэтру Лакану в конце концов удалось выхлопотать небольшую пенсию для
вдовы Ферран, но Ида утверждала, что господин Дюма дает обязательства лишь
в тех случаях, когда имеется возможность от них увильнуть. Единственной
гарантией для трех женщин был "Монте-Кристо". Маркиза де ля Пайетри была
уверена, что рано или поздно Дюма каким-либо ловким маневром ухитрится
передать дом подставному лицу. Она не ошиблась. И все же справедливости
ради следует добавить, что Дюма не мог жалеть женщину, которая, как он
знал, находится на содержании у богатого итальянца, и, помимо всего
прочего, сокрытие наличности представлялось ему вполне похвальным делом,
так как всякого кредитора он считал своим врагом. Разве Портос платил
когда-нибудь долги?
10 февраля 1848 года суд департамента Сены объявил о разделе имущества
супругов в пользу супруги и приговорил Дюма: во-первых, возвратить жене
растраченное им приданое в сто двадцать тысяч франков; во-вторых, платить
алименты (в размере шести тысяч в год), обеспеченные недвижимым
имуществом. Потерпев поражение в первой инстанции, Дюма обжаловал решение
суда. Революция, разорив его, усугубила и его семейные неурядицы.
"Монте-Кристо" и вся обстановка виллы должны были пойти с молотка, но Дюма
предпринял меры к тому, чтобы продажа была фиктивной.

Александр Дюма - Огюсту Маке:
"Мне необходима ваша помощь в той мере, в какой вы сможете мне ее
оказать. Чтобы урегулировать дела с госпожой Дюма, я вынужден продать
обстановку моего дома, но собираюсь выкупить все, что смогу. Можете ли вы
выручить ваши тысячу франков в "Ле Сьекль" и занять еще тысячу у вашего
отца или у Коппа и купить на две тысячи франков те предметы, которые я вам
укажу? Затем, поскольку все эти вещи следует увезти из "Монте-Кристо", вы
переправите их в Буживаль [Дюма - стрекоза; Маке - муравей; дом
расточителя Дюма продавался с молотка, а Маке приобрел себе виллу в
Буживале; он умер богачом в своем собственном замке в Сен-Меме, неподалеку
от Дурдана (прим.авт.)], откуда я их заберу... Сегодня я буду целый день
дома. Приходите. Я хочу видеть вас еще до вечера..."

"Замок" "Монте-Кристо" был продан по приказу суда за смехотворно малую
сумму в 30100 франков Жаку-Антуану Дуайену, который, несомненно, был
подставным лицом Дюма, потому что он так никогда и не вступил во владение
домом. 28 июля 1848 года судебная палата (суд второй инстанции)
подтвердила решение гражданского суда. Ида одерживала одну победу в суде
за другой, но денег у нее от этого не прибавлялось.

Ида Дюма - мэтру Лакану, Флоренция, 9 сентября 1848 года:
"Все наши усилия могут оказаться бесполезными и ни к чему не приведут
благодаря уверткам господина Дюма, с помощью которых он обходит закон. Но
что бы ни произошло и каковы бы ни были результаты процесса, моя
благодарность вам остается неизменной... Если бы не ваша энергичная
помощь, если бы не доброта и преданность моих друзей во Флоренции, я не
нашла бы в себе сил дождаться исхода моего дела. Моя мать говорит, что
пройдет еще немало времени, прежде чем станет ясно, сможем ли мы получить
что-нибудь от продажи "Монте-Кристо". Она не в состоянии добиться даже
выплаты пенсии и живет на одолженные деньги, ожидая, пока решится моя
судьба.
Моя падчерица живет, увы, с отцом, и то роковое влияние на эту столь
юную головку и сердце, которого я так опасалась, уже дает себя знать. Я
предвижу, что все усилия, которые я прилагала, чтобы спасти ее от этой
ужасной участи, обречены на провал. Но, как я вам уже говорила, сударь, я
не перестаю уповать на вас и на божественный промысел... Моя мать (а она
немного разбирается в этих вещах) пыталась мне объяснить, как обстоят наши
дела. Она говорит о "необходимой отсрочке в три года", после которой мы
сможем вчинить новый иск против этого господина Дуайена. Но на каком
основании? Вот этого я совсем не поняла... Я очень опасаюсь, как бы
отчуждение (sic!) имущества господина Дюма не разрушило ту последнюю
надежду, которая у нас еще оставалась. Да будь мы тысячу раз правы в
глазах закона, если господин Дюма не будет владеть никаким осязаемым
имуществом, мы никогда не сдвинемся с мертвой точки..."

Дюма, который и впрямь не обладал более никаким осязаемым имуществом,
обладал даром проматывать неосязаемое. Кредиторы понапрасну преследовали
его. Сапожник, которому он был должен двести пятьдесят франков, приехал в
Сен-Жермен, надеясь заставить Дюма заплатить по счету. Обедневший владелец
"замка" принял его крайне любезно:
- Ах, это ты, мой друг, как хорошо, что ты приехал: мне нужны
лакированные башмаки и сапоги для охоты.
- Господин Дюма, я привез вам небольшой счетец.
- Конечно, конечно... Мы займемся им после обеда... Но сначала ты
должен у меня отобедать...
После обильной трапезы оробевший сапожник снова предъявил счет.
- Сейчас не время говорить о делах... Пищеварение прежде всего... Я
прикажу заложить карету, чтобы тебя отвезли на вокзал... Держи, вот
двадцать франков на билет.
Эта сцена, как будто взятая из комедии Мольера, повторялась каждую
неделю. В конце концов сапожник перебрал у Дюма около шестисот франков и
не меньше тридцати раз обедал за его счет. Потом приходил садовник Мишель.
- Должен вам сообщить, сударь, что у нас вышло все вино для прислуги;
необходимо сделать новые запасы, в погребе остались только иоганнесбергер
и шампанское.
- У меня нет денег. Пусть для разнообразия пьют шампанское.
Вскоре судебные исполнители перешли в наступление. Из "замка" увезли
мебель, картины, кареты, книги и даже зверей! Один из исполнителей оставил
такую записку: "Получен один гриф. Оценен в пятнадцать франков". Это был
знаменитый Югурта-Диоген.
Но вот настал день, когда Дюма пришлось, наконец, покинуть свой
"замок"; на прощание он протянул приятелю тарелочку, на которой лежали две
сливы. Приятель взял одну из них и съел.
- Ты только что съел сто тысяч франков, - сказал Дюма.
- Сто тысяч франков?
- Ну конечно, эти две сливы - все, что у меня осталось от
"Монте-Кристо"... А ведь он обошелся мне в двести тысяч франков...

Бальзак - Еве Ганской:
"Я прочел в газетах, что в воскресенье все движимое имущество
"Монте-Кристо" пойдет с торгов; сам дом продан или будет продан в
ближайшем будущем. Эта новость повергла меня в ужас, и я решил работать
денно и нощно, чтобы избежать подобной участи. Впрочем, во всех случаях я
не допущу такого: лучше уеду в Соединенные Штаты и буду довольствоваться
сельскими радостями, как господин Бокарме".

Одна из прекрасных черт характера Дюма заключалась в том, что даже в
крайней бедности он оставался для всех, за исключением своей супруги и
кредиторов, самым щедрым из людей. Он, как мог, поддерживал великих
актеров романтического театра, которые приближались к печальной старости.
Мадемуазель Жорж, чья толщина приобрела угрожающие размеры, играла в
Батиньоле и была так бедна, что у нее часто не хватало двадцати пяти су на
фиакр. Бокаж, став директором Одеона, с головой ушел в интриги и
административные дела. Только Фредерик Леметр не сдался и, подобно Кину,
шокировал публику, обращаясь к ней с подмостков:
- Граждане, сейчас, как никогда, время провозгласить: "Да здравствует
республика!"
- Говори свой текст, фигляр! - обрывал его Мюссе.
Леметр играл в пьесе Огюста Вакери "Tragaldabas" ["Обжора" (исп.)] -
последней романтической драме чистых кровей. Увы, "рапсодия часто
оборачивается пародией". Трех десятилетий, за которые драма проделала путь
от "Христины" и "Эрнани" до "Tragaldabas", было достаточно, чтобы загубить
жанр. Еще не оправившись после смерти своего горячо любимого внука Жоржа,
бедная Мари Дорваль была вынуждена снова зарабатывать себе на хлеб тяжким
ремеслом бродячей актрисы. Но в Канне она слегла, не в силах продолжать
дальнейшую борьбу. У нее нашли болезнь печени. Когда умирающую Мари
привезли домой, она послала за Жюлем Сандо, своим бывшим любовником
(остепенившийся Сандо струсил и отказался прийти) и за своим "славным
псом" Дюма, который тут же примчался. "Та, которая в "Антони" столько раз
шептала: "Но я погибла, погибла", - чувствовала, что обречена.
Родственники ее были слишком бедны, чтобы купить место на кладбище, и она
очень боялась, что ее тело бросят в общую могилу. Дюма поклялся, что не
допустит такого позора..." Он достанет деньги.
Когда Дорваль умерла, Дюма отправился к графу Фаллу, министру народного
просвещения, и обратился к нему за помощью. Но министр как официальное
лицо не мог ничем ему помочь: фонда, предназначенного для
вспомоществования драматическим артистам, не существовало, и он дал сто
франков от своего имени. Однако Дюма во что бы то ни стало хотел сдержать
обещание, данное умирающей, и, "так как его душевная доброта могла
сравниться только с его беспечностью в денежных делах, он кинулся в
ломбард, заложил свои награды и добыл таким образом двести франков на
похороны". Жертва поистине героическая, потому что добродушный великан
обожал свои усыпанные драгоценными камнями кресты и ордена. Затем он
написал брошюру "Последний год Мари Дорваль", которую продавали "по
пятьдесят сантимов, с тем чтобы собрать деньги на надгробие", и открыл
подписку, чтобы выкупить из заклада драгоценности актрисы и передать их ее
внукам. "Артистическая подписка" дала 190 франков 50 сантимов. 20 франков
добавил от себя Понсар.
Несчастья не умерили предприимчивости Дюма. И он вместе с Арсеном
Гуссе, тогдашним директором Комеди Франсез, затеял любопытный эксперимент.
Он решил, что до сих пор никто еще не писал комедий о закулисных нравах
времен Мольера, и взялся за эту тему. Инженю, разучивающие роли, маркизы,
дающие им советы, кокетки, флиртующие под прикрытием вееров, ламповщик,
отпускающий шутки, - из всего этого можно было сделать очаровательный
спектакль и сыграть его 15 января - на мольеровские торжества. Дюма
предложил сочинить "Три антракта к "Любви-целительнице" и побился об
заклад, что напишет их за одну ночь.
Он выиграл пари, и "Антракты" оказались более длинными, чем сама
комедия. К сожалению, они были намного хуже ее и настолько запутаны, что
публика в них ничего не поняла. Услышав слово "Антракт", публика решила:
"Пора прогуляться по фойе". Поэтому после первого акта настоящей
"Любви-целительницы" все зрители покинули зал, говоря друг другу:
"Недурную комедию написал Дюма, но он явно подражает Мольеру..." Когда
поднялся занавес и начался первый акт "Антрактов" Дюма, все, за
исключением нескольких самых сообразительных, решили, что это продолжение
предыдущей пьесы. Однако между обоими актами не было никакой связи: уж не
превратилась ли Комеди Франсез в вавилонскую башню? Некоторое время
публика недоумевала, чья же эта пьеса - Дюма или Мольера. Принц-президент,
присутствовавший на спектакле, послал за администратором. Луи-Наполеон
Бонапарт понял не больше, чем простые смертные. Лишь актеры и критики
знали, в чем дело, и немало потешались; но и они возмущались Дюма:
"Посягнуть на Мольера! Какая профанация! Какое святотатство!" Зрители
освистали второй акт "Любви-целительницы", как будто Мольер был начинающим
автором. Они считали, что освистывают Дюма.
Госпожа Арсен Гуссе дала обед, чтобы "вознаградить за все неприятности
этого славного Александра Дюма, которого я люблю всем сердцем. Он так
старался и был так остроумен... Мадемуазель Рашель была на обеде". Это
происходило накануне возобновления "Мадемуазель де Бель-Иль" с участием
Рашели. Неистовая Гермиона хотела доказать, что под оболочкой трагической
актрисы в ней живет женщина. Она превзошла свои самые дерзкие надежды.

"По окончании пьесы Дюма заключил мадемуазель Рашель в объятия, поднял
ее, поцеловал и сказал:
- Вы женщина всех веков, вам по плечу любые шедевры. Вы смогли бы
играть всех моих героинь как в драмах, так и в комедиях.
- Нет, не всех, - возразила, смеясь, Рашель. - Мне бы вовсе не
хотелось, чтобы меня убил Антони.
- Но Антони никогда не стал бы вас убивать!
- Однако какое самомнение! - сказала Рашель. - Антони - это вы; значит,
вы думаете, я не устояла бы перед Антони?
- Никогда, - сказал Дюма, - если бы сейчас был 1831 год... Но эти
прекрасные дни миновали..."

Прекрасные дни и в самом деле миновали. Старый певец Беранже
морализировал: "Мой сын Дюма так же расточал свой талант, как некоторые
женщины - свою красоту, и я очень опасаюсь, как бы господину Дюма, подобно
этим легкомысленным созданьям, не пришлось кончить свои дни в нищете".
Беранже, скрывавший свою натуру под личиной смирения и сердечности, был
опасным другом, не упускавшим случая позлословить о своих близких. Он
очень легко сносил чужие несчастья.

 Отправлено: 21.07.08 16:00. Заголовок: Конец истории Монте-..

Конец истории Монте-Кристо

Незадолго перед президентскими выборами Жак Ширак подписал закон, представленный ему социалистами - премьером Жоспеном и министром культуры Катрин Таска. Согласно декрету, 3 октября этого года тело Александра Дюма-отца будет перенесено в храм национальной славы - парижский Пантеон. Там покоятся останки самых великих писателей и мыслителей Франции. Так Дюма, при жизни не дождавшийся признания официальных литературных кругов, все-таки возьмет реванш. Монте-Кристо почти спустя полтора столетия после кончины сумел отомстить врагам.

Накануне гроб писателя извлекут из могилы на кладбище местечка Виллер-Котере. На одну ночь его перевезут в замок Дюма - знаменитую усадьбу Монте-Кристо под Парижем. Затем по Сене прах гениального рассказчика отправится в столицу. По дороге с помощью театрализованных представлений будут воскрешаться сюжеты его книг и образы его бессмертных героев. Все завершится торжественной церемонией с участием высших должностных лиц страны. Об этом мне рассказал Дидье Декуан, президент Ассоциации друзей Александра Дюма. Именно Декуан, генеральный секретарь Гонкуровской академии, вместе со своим коллегой Аленом Деко два года назад предложил властям отдать должное автору "Трех мушкетеров" и тем самым отметить 200 лет со дня его рождения.

Сам Дюма, возможно, избрал бы для места своего последнего успокоения другое место. Два заветных слова: Монте-Кристо, гора Христа, - преследовали его всю жизнь. Это не только название одного из самых известных произведений Дюма. Так именовался маленький островок близ Гаити (название дал сам Колумб), на котором предки Дюма владели городком и маленькой пристанью. Так он назвал замок, который выстроил себе под Парижем. Так окрестил свою яхту. Так нарек изумительную драгоценность, которую подарил любимой дочери Марии. Две газеты, которые он основал в 1854 и 1867 годах, также назывались "Монте-Кристо". Уже перед смертью, когда известные производители кубинских сигар попросили романиста подарить им название для дорогого сорта их продукции, Дюма назвал все то же имя. Теперь эти престижные сигары можно купить в любом конце света. "Это имя глубоко засело в моей памяти", - признавался писатель. Оно всегда оставалось для него символом возвращения.

http://www.peoples.ru/art/literature/prose/roman/dumas/index.html

 Отправлено: 21.07.08 16:01. Заголовок: СЮЖЕТ И ХАРАКТЕР ..

СЮЖЕТ И ХАРАКТЕР

Однажды в руках знаменитого французского писателя Александра Дюма оказалась книга некоего Жана Пеше, скромно озаглавленная - "Записки". Но под этим скромным заглавием стоял куда более многообещающий подзаголовок: "Из архивов парижской полиции". Автор книги сам служил ранее в полицейской префектуре и у него был доступ к ее архивам.
Историями, собранными в этой книге, Дюма не слишком заинтересовался. Но одну главу он заложил закладкой - так, на всякий случай: авось пригодится! "История сама по себе была попросту глупой", - так отозвался он потом о деле Франсуа Пико, суть которого излагалась в этой главе. Он, видимо, тогда еще не подозревал, что эта "глупая история" натолкнет его на создание одного из лучших своих романов. Случилось все это в городе Париже, в 1807 году, то есть во времена, когда на французском троне сидел император Наполеон Бонапарт.
Молодой сапожник Пико, переселившийся в Париж из Нима, часто захаживал в кабачок, хозяином которого был его земляк по имени Лупиан. Однажды он появился там в необычно франтоватом и, по его достатку, как показалось завсегдатаям кабачка, непомерно богатом наряде. Они стали подшучивать над ним. Но все их насмешки увяли, когда Пико объявил, что в следующий вторник у него свадьба. Невеста его - красавица, а к тому же за ней дают в приданое кругленькую сумму: сто тысяч франков золотом. Насмешники прикусили языки. А Лупиан, которого Франсуа Пико числил среди самых близких своих друзей, просто побелел от зависти. Когда счастливый жених покинул кабачок, он мрачно объявил своим собутыльникам, что найдет способ расстроить свадьбу этого красавчика Пико, чтобы тот не слишком задирал нос перед земляками. "Нынче вечером, - сказал
он, - ко мне обещал заглянуть комиссар полиции. Я намекну ему, что Пико - английский шпион. Его арестуют. Начнутся допросы, следствие. Свадьба отложится. В конце концов, конечно, выяснят, что никакой он не шпион. Но пока суд да дело, наш счастливчик узнает, почем фунт лиха". Один из земляков - Антуан Аллю - попытался отговорить Лупиана. Но остальным "шутка" пришлась по душе. В тот же день Лупиан выполнил задуманное. Комиссар полиции сразу дал делу "законный" ход. Да и как иначе: возможность разоблачить английского агента в военное время (тогда между Францией и Англией шла война) - это ведь такая удача для человека, желающего продвинуться по службе. Донос комиссара лег на стол министра полиции герцога Ровиго. Он был пуст и бессодержателен, в нем не было и намека на какие-либо доказательства вины бедняги Пико. Но герцог не стал во всем этом разбираться. Без вся кого суда и следствия "английский шпион" Франсуа Пико был брошен в тюрьму. Тщетно его родители и невеста обивали пороги высоких государственных инстанций: несчастный Пико исчез без следа. Вышел он на волю спустя долгих семь лет. Наполеон к тому времени уже пал. В стране царствовали Бурбоны. Изможденный, измученный долгим тюремным заключением, Пико вряд ли мог бы легко вписаться в новую, незнакомую ему жизнь. Но помог счастливый случай. В тюрьме он свел дружбу с одним своим товарищем по несчастью - смертельно больным итальянским прелатом, арестованным за участие в какой-то тайной политической организации. Пико отнесся к нему с искренним сочувствием, ухаживал за ним. И тот, чувствуя, что долго не проживет, завещал ему все свое состояние: клад, тайно зарытый где-то в Италии. Клад был нешуточный: драгоценные камни, золотые монеты - дукаты, флорины, гинеи, луидоры. Добыв этот клад, Пико под чужим именем вернулся в Париж. Не опасаясь быть узнанным, наведался в тот дом, где некогда жил, и стал расспрашивать новых жильцов, не помнят ли они молодого сапожника Франсуа Пико. "Да, жил здесь такой, - отвечали ему. - Но семь лет назад его арестовали. Говорят, что на него взвел напраслину кабатчик Лупиан. Пико, как видно, погиб. Невеста два года его оплакивала, а потом - делать нечего! - вышла замуж за Лупиана. Да, да, того самого, что погубил ее жениха". Пико стал расспрашивать про других доносчиков: Лупиан ведь был не один. Но про них ему выведать ничего не удалось. Он узнал только, что Антуан Аллю живет теперь на родине, в Ниме. Переодевшись итальянским патером, Пико отправился в Ним, разыскал Антуана. Подарил ему драгоценный алмаз. Аллю очень охотно сообщил ему имена остальных "шутников". Это бьыи земляки Лупиана и завсегдатаи его кабачка - Шамбор и Солари.
Вскоре в кабачке Лупиана появился новый официант некий Просперо. Худой, изможденный, понурый. Само собой, никто не узнал в нем цветущего красавца Франсуа Пико. Не узнал его и Шамбор, вскоре посетивший кабачок своего друга Лупиана.
Спустя несколько дней тело Шамбора нашли на мосту. В боку покойника торчал кинжал, к которому была приколота записка: "Номер первый". За номером первым вскоре последовал номер второй. На сей раз месть Пико была более изощренной.
За шестнадцатилетней дочерью Лупиана вдруг стал ухаживать молодой человек, как вскоре выяснилось, маркиз и миллионер. Без особого труда он добился взаимности у юной, неопытной девушки. Она забеременела. Скандал в благородном семействе. Но юный маркиз согласен жениться. Родители девушки счастливы. Готовится пышная свадьба Лупиан с гостями готовятся уже сесть за
свадебный ужин. Все в сборе, не хватает только жениха. Он - как сквозь землю провалился И вдруг выясняется, что маркиз - никакой не маркиз, а бывший каторжник. Позор, неслыханный позор пал на голову Лупиана и его семейства. Все друзья от него отвернулись. Все - кроме Солари, единственного, кто остался верен старой дружбе. Но вскоре и Солари умирает в страшных мучениях, как видно, от яда. К гробу приколота записка: "Номер второй". А несчастья Лупиана на скандале с мнимым маркизом не кончились. Спустя неделю после несостоявшейся свадьбы кто-то поджег его дом. И квартира, и кабачок - все сгорело дотла.
Сын кабатчика связался с воровской шайкой, попался на краже со взломом и приговорен к двадцати годам каторги. Жена его, не выдержав этой лавины обрушившихся на семью несчастий, умирает. Лупиан близок к помешательству. И вот однажды, поздним вечером, в темной аллее Тюильри его останавливает человек в маске:
- Лупиан! Помнишь ли ты тысяча восемьсот седьмой год? Помнишь, как, позавидовав своем другу, ты упрятал его в тюрьму, а потом женился на его невесте?
- Да, Бог покарал меня за это... Жестоко покарал, - бормочет в ответ Лупиан.
- Не Бог покарал тебя, а я! - возвышает голос незнакомец и снимает маску.
- Просперо? - не верит своим глазам тот.
- Нет, я не Просперо. Я - Франсуа Пико, которого ты хотел погубить. Это я сжег твой дом. Я подстроил знакомство твоей дочери с мнимым маркизом. Я подговорил банду грабителей вовлечь в преступную шайку твоего сына. Я заколол Шамбора и отравил Солари, твоих сообщников. А теперь настал твой черед!
"Номер третий" падает, сраженный кинжалом.

Я мог бы оборвать эту историю гораздо раньше. Ведь вы наверняка уже давно узнали в ней все основные сюжетные перипетии романа Александра Дюма "Граф Монте-Кристо". Но я нарочно решил досказать ее до конца, чтобы вы могли сравнить, сопоставить то, что Дюма прочел в "Записках" Жана Пеше, с тем, во что эта полицейская хроника превратилась в его романе. Чем же руководствовался писатель, внося все изменения в свой роман? На этот вопрос (а я задавал его самым разным людям) чаще всего отвечают так:
- Хотя история, которую Александр Дюма заимствовал из "Архивов парижской префектуры", и сама по себе поражает нагромождением удивительных событий и остротой поворотов детективного сюжета, но Дюма, по-видимому, хотел сделать ее еще увлекательнее. Ведь он был мастером сложной и запутанной сюжетной интриги. Это отличительная черта едва ли не всех его знаменитых романов, а "Граф Монте-Кристо" безусловно принадлежит к числу самых захватывающих из них, более всего поражающих воображение читателя именно своим сюжетом. Да, конечно, стремление увлечь, захватить читателя играло в работе
писателя над этим его романом далеко не последнюю роль. Но главная цель тех изменений, которые Дюма внес в фабулу, заимствованную им из полицейской хроники, была все-таки другая.
В сущности, в этом своем романе Дюма рассказал нам совсем не ту историю, которую он извлек из "Записок" Жана Пеше.
Там была история про то, как человек, ставший жертвой клеветнического доноса, отомстил доносчикам, виновникам всех постигших его бед и страданий. А "Граф Монте Кристо"... Тут я предвижу вопрос. И даже не вопрос, а возражение: но разве в
"Графе Монте-Кристо" рассказывается не о том же? Да, на первый взгляд о том же. Эдмона Дантеса, как и сапожника Франсуа
Пико, предали его коварные друзья. И тем же самым способом: написав на него клеветнический донос. И Эдмон Дантес, чудом спасшийся и превратившийся в графа Монте-Кристо, совершенно так же, как вышедший на свободу и разбогатевший Франсуа Пико, мстит своим обидчикам: ни один из них не уходит от кары.
Разница, однако, тут есть. И в ней - самая суть, весь смысл, весь, как
говорят иногда в таких случаях, пафос знаменитого романа Дюма.
Разница эта состоит в том, что Франсуа Пико мстит своим обидчикам сам.
Мстит за себя. И самыми простыми, примитивными способами.
Граф Монте-Кристо не то чтобы не унижается до такой простой и
вульгарной мести. Он вообще не мстит. Он - судит.
Собственно, он даже и не судит. Он лишь - если воспользоваться его
собственной формулировкой - осуществляет волю провидения. А если еще точнее
- помогает ей осуществиться.
На протяжении всего романа герой Дюма действует, исходя из убеждения,
что человек, совершивший однажды гнусное предательство, этим одним разом не
ограничится. За первым предательством последует другое, за старой подлостью
- новая, за давним, не узнанным, нераскрытым преступлением - следующее,
может быть, даже еще более отвратительное.
Потому-то Эдмон Дантес, превратившийся в графа Монте-Кристо, и не
поднимает руку на своих обидчиков, чтобы отомстить каждому из них за
перенесенные им страдания. Он поступает иначе: вытаскивает наружу, на свет
Божий все их темные тайны. Вызывает к жизни призраки их давних, даже ими
самими забытых подлостей и преступлений. Призраки эти обретают плоть,
свидетельствуют против них, призывают к ответу. И в результате получается,
что не Эдмон Дантес им мстит за свои обиды: им мстит их собственное прошлое.
Сопернику Эдмона Дантеса Фернану, сочинившему на него донос и
женившемуся потом на его невесте, зовущемуся теперь графом де Морсером,
является дочь паши Янины Али-Тебелина, на службе у которого тот состоял и
которого предал. А ее, маленькую Гайде (ей было тогда пять лет) он продал в
рабство. Она делает всю эту историю достоянием гласности, и опозоренный граф
де Морсер кончает жизнь самоубийством.
Королевскому прокурору Вильфору является его незаконный сын, которого
он младенцем закопал у себя в саду и, разумеется, считал мертвым. Но тот
чудом остался жив, стал вором и убийцей, беглым каторжником, и вот теперь
предстал перед королевским прокурором - формально в роли обвиняемого, а по
существу в роли судьи. И Вильфор, опозоренный, почти обезумевший, публично
признается, что он, королевский прокурор, известный своей суровой
неподкупностью, на самом деле - преступник.
Разумеется, все это подстроил не кто иной, как граф Монте-Кристо, -
беспощадно карающий своих врагов Эдмон Дантес. Но смог он все это подстроить
- вернее, раскрыть, размотать все эти их давние преступления - только
потому, что они их действительно совершили.
Впрочем, в одном случае граф Монте-Кристо имеет дело не с прошлыми
преступлениями, а с будущими. С преступлениями, которые преступнику (точнее
- преступнице) только еще предстоит совершить.

ИЗ РОМАНА АЛЕКСАНДРА ДЮМА "ГРАФ МОНТЕ-КРИСТО"

- Я вас спрашивала, действуют ли яды одинаково на северян и южан, и вы
мне даже ответили, что холодный и лимфатический темперамент северян меньше
подвержен действию яда, чем пылкая и энергичная природа южан.
- Это верно, - сказал Монте-Кристо, - мне случалось видеть, как русские
поглощали без всякого вреда для здоровья растительные вещества, которые
неминуемо убили бы неаполитанца или араба.
- И вы считаете, что у нас в этом смысле можно еще вернее добиться
результатов, чем на Востоке, и что человек легче привыкнет поглощать яды,
живя среди туманов и дождей, чем в более жарком климате?
- Безусловно... Предположите, что вам заранее известно, какой яд вам
собираются дать, предположите, что этим ядом будет, например, бруцин...
- Бруцин, кажется, добывается из лжеангустовой коры, - сказала госпожа
де Вильфор.
- Совершенно верно, - отвечал Монте-Кристо, - но я вижу, мне нечему вас
учить; позвольте мне вас поздравить: женщины редко обладают такими
познаниями...
- Это правда, граф; в юности я больше всего интересовалась ботаникой и
минералогией; а когда я узнала, что изучение способов употребления
лекарственных трав нередко дает ключ к пониманию всей истории восточных
народов и всей жизни восточных людей, подобно тому как различные цветы
служат выражением их понятий о любви, я пожалела, что не родилась мужчиной,
чтобы сделаться каким-нибудь Фламалем, Фоитаной или Кабанисом.
- Тем более, сударыня, - отвечал Монте-Кристо, - что на Востоке люди
делают себе из яда не только броню, как Митридат, они делают из него также и
кинжал; наука становится в их руках не только оборонительным оружием, но и
наступательным... Нет ни одной египтянки, турчанки или гречанки из тех, кого
вы здесь зовете добрыми старушками, которые своими познаниями в химии не
повергли бы в изумление любого врача, а своими сведениями в области
психологии не привели бы в ужас любого духовника.
- Вот как! - сказала госпожа де Вильфор, глаза которой горели странным
огнем во время этого разговора.
- Да, - продолжал граф Монте-Кристо, - все тайные драмы Востока
обретают завязку в любовном зелье и развязку - в смертоносной отраве...
Скажу больше, искусство этих химиков умеет прекрасно сочетать болезни и
лекарства со своими любовными вожделениями и жаждой мщения.
- Но, граф, - возразила молодая женщина, - это восточное общество,
среди которого вы провели часть своей жизни, по-видимому, столь же
фантастично, как и сказки этих чудесных стран. И там можно безнаказанно
уничтожить человека?..
- Нет, сударыня, время необычайного миновало даже на Востоке; и там,
под другими названиями и в другой одежде, тоже существуют полицейские
комиссары, следователи, королевские прокуроры и эксперты. Там превосходно
умеют вешать, обезглавливать и сажать на кол преступников; но эти последние,
ловкие обманщики, умеют уйти от людского правосудия и обеспечить успех своим
хитроумным планам.

Госпожа де Вильфор - жена королевского прокурора - становится
отравительницей. С помощью искусно использовавшегося ею яда она отправила на
тот свет тещу и тестя Вильфора, старого слугу его отца, пыталась отравить
свою падчерицу Валентину - и все это для того, чтобы ее сын Эдуард остался
единственным наследником всех фамильных богатств Вильфоров.
Приведенный выше ее разговор с графом Монте-Кристо (а она не раз
заводила с ним разговоры на эту тему) сыграл, как можно догадаться, в
зарождении этих ее дьявольских планов далеко не последнюю роль.
Так что же, выходит, граф Монте-Кристо нарочно заронил в ее сознание
мысль о преступлении? Можно даже сказать, подтолкнул ее к совершению всех
этих злодейских поступков?
Да, Эдмону Дантесу, ставшему графом Монте-Кристо, безусловно хотелось
разоблачить королевского прокурора, славящегося тем, что он всегда стоял на
страже законности. Опозорить его, всему миру, а прежде всего ему самому
доказав, что самые жуткие преступные замыслы зародились и были осуществлены
в его собственном доме, в его собственной семье. Но на преступление жену
королевского прокурора он не толкал. Мысль о преступлении зародилась в ее
мозгу задолго до встречи с графом Монте-Кристо. И граф со свойственной ему
проницательностью это понял. Не мог же он не заметить, что "глаза ее горели
каким-то странным огнем во время этого разговора".
Если в чем тут и повинен граф Монте-Кристо, так разве только в том, что
чуть-чуть подлил масла в огонь. Но огонь, сжигающий душу госпожи де Вильфор,
уже пылал. И пылал, судя по всему, давно.
Но дело в конце концов не в том, какова мера ответственности графа
Монте-Кристо за преступления, совершенные женой королевского прокурора.
Обратить ваше внимание на этот сюжетный мотив романа Александра Дюма я решил
совсем с другой целью: чтобы подчеркнуть, что в основе движения сюжета этого
романа лежат характеры его героев, столкновение, взаимодействие
этих
характеров. К характеру каждого из своих врагов граф Монте-Кристо подбирает
свой ключ, свою отмычку, благодаря которой тот раскрывается и обнаруживает
свою уязвимость. И уязвим каждый из этих характеров по-своему, у каждого -
своя, только ему присущая, ахиллесова пята.
Проявляется в этих столкновениях и характер самого графа. И не только
проявляется, не только раскрывается, но и - меняется, закаляется,
формируется, вырастает из пылкого, полного надежд и веры в добро Эдмона
Дантеса герой романа превращается в холодного, окруженного ореолом тайны
графа Монте-Кристо, разочаровавшегося в любви и дружбе, но сохранившего веру
в конечное торжество справедливости.
Выходит, даже к "остросюжетному", увлекательному, а отчасти даже и
развлекательному роману Александра Дюма тоже применима приводившаяся мною
формула Горького, определившего сюжет как "связи, противоречия, симпатии,
антипатии и вообще взаимоотношения людей", историю "роста и организации того
или иного характера, типа".
Отталкиваясь от этого горьковского определения, можно сказать, что
сюжет - это способ раскрытия характера. Характер, который сложился, а иногда
даже еще и не сложился, а только складывается в жизни, писатель выясняет,
"исследует" посредством сюжета произведения.

http://books.rusf.ru/unzip/add-2003/xussr_s/sarnob12.htm?29/53

 Отправлено: 21.07.08 16:01. Заголовок: КАРАЮЩИЙ СМЕРЧ НАД П..

КАРАЮЩИЙ СМЕРЧ НАД ПАРИЖЕМ



Точнее было бы написать Дюма — Маке, приплюсовав через тире фамилию соавтора, но о нём чуть позже... Роман действительно пронёсся над читающей Францией подобно тайфуну, превзойдя по популярности даже знаменитые «Парижские тайны» Эжена Сю (помните одноимённый фильм с Жаном Марэ в главной роли?). История Эдмона Дантеса, столь счастливого в завязке книги, недоумевающего ближе к её миттельшпилю и беспощадно разящего врагов на подступах к финалу, до сих пор вгоняет миллионы читателей в неизъяснимо сладостный трепет.

Признаюсь, я и сам с юных лет нуждаюсь в регулярном перечитывании этой вещи, подобно заядлому альпинисту, которого с периодичностью раз в год безудержно тянет обратно в горы. Должно быть, сказывается дух противоречия существа, воспитанного в традициях христианской цивилизации, где недругов положено любить, а мстительность воспринимается как заведомый порок, который следует вытравлять из души любой ценой.

Вот и Дантес, пройдя сквозь многие мытарства, обязан был смириться и мужественно принять свою долю, найти в ней скрытый смысл. Узреть на месте предательства и лжи испытание, посланное ему Богом, заняться религиозной трактовкой выпавшей ему участи. Простить Данглара, Фернана и прочих негодяев, не жаждать реванша и уж тем более не брать на себя роль всемогущего судьи.

Он же взял. Потому-то и будит в нас смешанные чувства — от пылкого, полубабьего восторга до осуждающего ропота. Где-нибудь за пределами христианской ойкумены неотомстивший заведомо считался бы презренной тварью, а все его нравственные метания — обычной трусостью. Попробовал бы самурай, скажем, из эпохи Токугава не отплатить за гибель главы своего клана или за покушение на собственную честь. Он бы живо превратился в отверженного, изгоя. Даже излишний временной промежуток между перенесённым бесчестьем и местью мог быть приравнен к позору и потребовать от замешкавшегося извлечь из ножен ритуальный кинжал для харакири.

А греческие герои? Ахилл после гибели Патрокла забывает обиды на соратников и, не колеблясь, принимается рубить в мелкое крошево троянцев. Медея, карая изменившего ей Язона, наносит удар в наиболее уязвимое для того место — в их общих детей. Разлучнице же, коринфской принцессе Главке (Креусе), посылает самовозгорающееся свадебное платье, которое прилипает к телу и вызывает у той нестерпимое жжение (в Греции до сих пор показывают «родник Креусы» — ледяной источник, куда, по преданию, бросилась несчастная, спасаясь от снедающего её медленного огня).

Октавиан Август не успокаивается до тех пор, пока голова Брута не привезена в столицу и не брошена к подножию статуи Цезаря, умерщвлённого заговорщиками. Он даже подсылает специально обученных людей высосать змеиный яд из Клеопатры, дабы доставить ту в Рим и предать суду за оскорбления, нанесённые ему лично и его народу в целом. Германский вождь Хлодвиг рубит надвое воина, когда-то давно отобравшего у него трофей в виде золотой чаши и публично рассёкшего её пополам...

Подобные акты злопамятства считались естественными и почти не вызывали протеста. Языческая доблесть всегда в том или ином виде предполагала месть. Любое преступление — это вдох, возмездие — выдох. Их чередование рождает пульсацию, которая движет мирозданием. Древние общества и были организованы как огромные лёгкие, где энергия подолгу не задерживается, где напряжение сменяется спадом (расплатой), который, в свою очередь, рождает повод для ответного удара (месть отомстившему) и так далее. Ксеркс, перебросивший мост через Геллеспонт (надевший на море ярмо), и море, ярмо разрушившее, за что его, море, полагается высечь плетьми, после чего право на ответный удар снова переходит к морю...

Это своеобразное выравнивание весов наиболее полно отвечает нашей природной сути и продолжает править человеком до сих пор. Наказание воспринимается нами как возрождённая гармония, когда двум половинкам разорванного круга снова дают срастись. Наш идеал — шар, покой. При виде чего-то закруглённого наша воля не возбуждается, спит. Круг не за что ухватить, он не угласт, а потому не будит желания видоизменять его.

Несправедливость и есть тот выступ, разлом, образованный кем-то в бытии, мечтающем не нарушать свою округлость. Там, в саду, сочиняя подложное письмо, из-за которого бедняга Дантес будет средь бела дня взят под стражу, Данглар, Кадрусс и Фернан взломали гармонию, бросили ей вызов. Вся последующая часть романа будет посвящена её восстановлению.

Но чтобы дать читателю насладиться торжеством добродетельных и муками злодеев, надо создать контраст, выпуклее показать страдание невинного. Что за живительный свет без первоначального погружения во тьму? Какая радость от воссозданной гармонии без предварительного раздражающего дисгармонизма?

Как не прав был Дюма, собираясь начать роман сразу с его нынешнего второго тома, где уже взрослый Дантес-Монте-Кристо возвращается во всём великолепии в парижское общество и начинает воплощать вынашиваемый годами план мщения. Насколько бесцветна и неполна была бы картина без потери Мерседес, терзаний в замке Иф, сокровищ Фариа, побега из темницы и бедствий разорившейся семьи Морреля... Всю предысторию возмездия Дюма намеревался ограничить несколькими десятками страниц, дать их походя, между прочим, дабы ввести читателя в курс дела: а чего ради этот бледный, эксцентричный граф вообще кого-то невзлюбил.

По счастью, Дюма сочинял роман не один. Как и большинство плодовитых авторов, он имел в подручных так называемого «негра», с которым подробно обсуждал композицию очередного произведения и который набрасывал для него первоначальный черновик. Наиболее известный из такого рода литературных лакеев — Огюст Маке, сын фабриканта и преподаватель истории в лицее, а также яростный поклонник литературы романтизма.

Его имя обычно упоминается в справочниках с неизбежным оттенком презрения: мол, что возьмёшь с графомана и рядового подносчика снарядов. Однако не кто иной, как Маке, настоял на том, чтобы ввести в роман эпизоды расстроенной свадьбы с Мерседес, обвинения Дантеса королевским прокурором Вильфором, замок Иф, аббата Фариа и прочие горячо любимые нами сцены. Весельчак и забияка Дюма не собирался подробно останавливаться на этих печальных моментах из биографии Эдмона. Ему хотелось поскорей перескочить к более привычной и милой его сердцу парижской тусовке того времени — изысканным пиршествам и запряжённым четвёрками экипажам, роскошно убранным особнякам и интригам, разворачивающимся под их кровом.

Похоже, Дюма (как и многие из талантливых, но торопливых писателей) не вполне понимал, какого уровня материал он, собственно, взялся воплощать, а если и да, то лишь в смысле оригинальности сюжета и вытекающих отсюда коммерческих перспектив, но отнюдь не духовного содержания. Зато это отлично представлял Маке, куда более скромный по части литературного дарования, но, несомненно, более глубокий как личность. Вообще странно, если бы такой мрачноватый шедевр, как «Граф Монте-Кристо», вытек целиком из-под пера эпикурейца Дюма, безвозмездно кормящего за свой счёт ораву дружков-паразитов, строящего замки и волочащегося за каждой юбкой.

Подозреваю, что Маке был натурой принципиально иного склада. По-крайней мере, обидчивым и мнительным он был точно, что и позволило ему до конца прочувствовать болезненно-скрытную натуру Монте-Кристо и помочь Дюма воплотить замысел. Именно незаметный учитель истории посоветовал Дюма резко расширить роман, дав подробную предысторию Монте-Кристо, а не ограничиваться парижскими кознями, осуществляемыми тем в духе знаменитой Миледи. Не просто смаковать кроваво-душещипательные зрелища, а изобразить постепенное, шаг за шагом, вызревание души героя, без которого помощь Моррелю показалась бы самолюбующимся доброхотством, а вендетта Дангларам и Вильфорам — заурядной кровавой баней.

Чем-то похожим, кстати, и являлась история прототипа Дантеса — сапожника Франсуа Пико, чьи злоключения Дюма выудил из архивов парижской полиции, собранных в многотомном труде некоего Жака Пеше (глава «Алмаз отмщения»). По навету завистливых приятелей Пико арестовывают накануне свадьбы как английского агента. Отбыв семилетний срок, он разыскивает бывших дружков, прельщает дорогим алмазом одного из свидетелей доноса (в романе им стал пьяница Кадрусс) и вынуждает того раскрыть подробности про остальных. Далее Пико отыгрывается весьма нехитрым способом, обрушивая на врагов скопище бытовых несчастий, после чего оставляет их с обыкновенным кинжалом в груди.

Но — вот незадача! — в итоге реальный Кадрусс оказывается умнее своего литературного аналога. Он расшифровывает Пико, выслеживает и требует половину состояния, завещанного тому в неволе неким итальянским прелатом. Разбогатевший сапожник отказывается делиться. Тогда над ним самим творят расправу в подвале парижских трущоб, вынуждая перед смертью поведать о своих робингудовских коварствах, благодаря чему запись о них и попадает в анналы полиции...

Как видите, сюжет банален до невыносимости. Только выписанный с прометеевским масштабом образ Монте-Кристо и метаморфоза, которую претерпевает его характер, возвышает роман над грудой подобной бульварщины. Эта метаморфоза предвосхищается нами уже с первых страниц, с картин безоблачного счастья Дантеса, которое будет неминуемо разрушено завистниками.

Сперва Дантес наивен, как дитя. Он выходец из райского сада, где нет места болезненным надрывам и страстям, где ничто не требует оглядки. Он везёт письмо от наполеоновских сообщников, вовсе не заботясь о том, что оно может стать для него приговором. Он вручает его энергичному честолюбцу Вильфору без малейшей опаски: ведь тот — отзывчивый человек, к тому же имеет, как и он, Эдмон, любящую невесту, поэтому не может не видеть, что помыслы юного моряка чисты.

Будущий Монте-Кристо и не подозревал, что за кажущейся незамутнённостью жизни лежит пласт скрытых помыслов и мотивов, зачастую неясных даже тем, кто ими движим. Это тягостное открытие придёт к нему в изъеденных червями казематах замка Иф, где аббат Фариа обучит его тайнописи человеческого сердца и где ребяческая наивность разобьётся о беспощадный волнорез доводов умудрённого старца.

Так вызревает характер, превращая Дантеса в обаятельно-искушённого философа Монте-Кристо. Так тюрьма искорёживает сердце, давая достойный ответ тем, кто наивно полагает, что неволя возвышает человека, открывая в нём новые, невиданные резервы. Голубоглазая беспечность побеждается сырыми стенами и мощью неопровержимой логики старика-аббата, но и навсегда гасит игривый румянец на щеках. «О Фариа, Фариа! Как ты знал людей и их дела!»

Дальше тропинка разветвляется: либо накопленная мудрость одерживает верх, приводит героя к отказу от борьбы, признанию, что любые потуги что-либо исправить есть суета сует, даже к аскезе и самопогашению. Либо человек превращается в прислужника собственной воли, которая велит ему не успокаиваться и мстить, восстанавливая утраченный баланс в мире.

Монте-Кристо выбирает второй путь. Это уравновешивание чаш на незримых весах (совершил — получил) показано в романе с поразительной точностью. Каждое орудие преступления бумерангом возвращается к запустившему его много лет назад. Так, банкира Данглара, преуспевшего в финансах, казнят именно цифры — внезапное падение курса акций и прейскурант на цыплёнка, которого его вынуждают приобрести по баснословной цене. Правосудие, на котором построил карьеру Вильфор, изобличает его отравительницу-жену, а следом и его самого. Фернана, вероломно отнявшего у Дантеса невесту, покидают жена и горячо любимый сын...

Везде максимально соблюдён принцип меры: пожнёшь ровно то, что посеял, не больше, но и не меньше. Там, где он нарушается, мстителю становится не по себе.

« — Смотри, Эдмон Дантес! — сказал Вильфор, указывая графу на трупы жены и сына. — Смотри! Ты доволен?..

Монте-Кристо побледнел, как смерть; он понял, что в своём мщении преступил границы; он понял, что теперь он уже не смеет сказать: «Бог за меня и со мною».

Его действия целиком хтонически-родовые, уходящие в толщу веков, но рефлексия по поводу них — сегодняшняя, христианская (смятение чувств, желание иметь Бога на своей стороне). «Варвары» не комплексовали. Для них было естественным возвращать миру гармонию собственными усилиями, а именно: на удар отвечать ударом, на порез пальца — порезом, на смерть — смертью. Симметрия — вот точное слово всему, что было до Христа, от кодекса вавилонца Хаммурапи до обычаев первобытных галлов или американских индейцев. Все древнейшие правовые кодексы старались в максимальной степени соблюсти этот принцип, иначе они бы просто не прижились и не смогли лечь в основу тогдашних обществ.

С развитием цивилизации взбудораженная воля одиночек всё более затормаживалась, а возмездие перекладывалось на плечи государства. Месть отодвигалась во времени и перепоручалась другим людям (карательным органам, как сказали бы сейчас). Удел человека был сидеть и ждать, пока справедливость, отданная на откуп сторонним профессионалам, восторжествует.

Когда степень беззакония и хаоса, царящего в обществе, невелика, данный принцип работает. Монте-Кристо же приходится действовать внутри социума, обнажившего полнейшую неспособность по достоинству вознаградить и покарать кого-либо. Эту функцию, как и в первобытные времена, всё чаще берут на себя сами люди, не доверяясь продажно-вялому правосудию.

Убийцы должны быть наказаны здесь и сейчас, пострадавшие — благородный Моррель и его семейство — озолочены. Это не филантропия, не бескорыстная помощь страждущим. Это отмена ошибок слепой необходимости, велящих хорошим умереть, а плохим и коварным процветать. Золото Фариа, умершего у Дантеса на руках, стало символом, сигналом, что судьба вручает ему магический жезл для исправления собственных промахов. Без этих несметных богатств никакой реванш был бы невозможен. Моррель пустил бы пулю в лоб, а Дантес превратился бы в заурядного террориста-маргинала, рыщущего по улицам Парижа в поисках, на ком бы выместить накопившуюся злобу.

С золотом он — уже полубожественный мститель-мессия, а не озлобившийся люмпен. С ним он получает досуг для изощрения ума и подготовки достойного ответа бывшим мучителям. Здесь воображение Дюма — Маке работает на полную катушку: из бытового эпизода с сапожником Пико история превращается чуть ли не в античную драму софокловского калибра. Перенести не только пострадавшего, но и виновных (Данглара, Вильфора, Фернана) в высший свет, поднять их на недосягаемую высоту, дабы увеличить им боль при последующем падении. Подвинуть отчаявшегося Морреля на край пропасти, с тем чтобы вырвать из её тисков в последнюю минуту.

Это вам не слащавенький йогурт вроде «Виконта де Бражелона» и даже не «Три мушкетёра» с их бездумным выхватыванием шпаг и обнажением татуированных плечиков. Все перипетии тщательно продуманы, события нигде не опережают развития характера. Иными словами, Монте-Кристо не совершает поступков, до которых он внутренне не созрел. Поэтому в него легко вселяться, прямо-таки физически влезать в его кожу.

Так, граф готовится убить сына Фернана и Мерседес на дуэли, но не убивает. Он разит Вильфора, но сам ужасается масштабам мщения и оставляет в живых его дочь Валентину. Он не слепой фанатик, не одержим безумием (furor), подобно Аполлону и Артемиде, механически, без разбору расстрелявших из лука детей Ниобы. Он взваливает на себя роль провидения, но неподъёмность ноши пригибает его к земле.

Вот сцена с Мерседес в ночь перед дуэлью:

«И граф, страшась, что он не устоит перед просьбами той, которую он так любил, призывал воспоминания на помощь своей ненависти.

— Так отомстите, Эдмон, — воскликнула несчастная мать, — но отомстите виновным; отомстите ему, отомстите мне, но не мстите моему сыну!

— В Священном писании сказано, — ответил Монте-Кристо: «Вина отцов падёт на детей до третьего и четвёртого колена». Если Бог сказал эти слова Своему пророку, то почему же мне быть милосерднее Бога?

— Потому что Бог владеет временем и вечностью, а у человека их нет.

Из груди Монте-Кристо вырвался не то стон, не то рычание, и он прижал ладони к вискам».

Вот оно, балансирование на развилке дорог! Древняя родовая мораль подхлёстывала воина, не давая его сознанию увязнуть в сомнениях. Дантес уже «наш», христианин, и потому не может не терзаться ими: а имею ли я право вершить суд, не пустить ли мир на самотёк, не вложить ли меч в ножны? Он гонит жалость прочь из сердца, но она упрямо возвращается туда, занимая привычное ей место, ибо, чтобы нести бремя Высшего Судии, надо прежде перестать быть человеком.

«Безумец, — сказал он, — зачем в тот день, когда я решил мстить, не вырвал я сердца из своей груди!»

Он долгое время провёл на Востоке, включая Индию, но его разум явно сохраняет печать христианской этики. Восстановление разорванного круга — не удел живых людей, а удел Бога. Если Богу по каким-то причинам не удалось наказать виновных здесь, в процессе их земного существования, то это неизбежно произойдёт там, по его завершении. Страшный суд и последующая за ним кара и есть перенос гармонии на после-жизнь, туда, где всем жившим когда-либо воздастся по заслугам.

В этом и состоит глубочайшая идея ада. Ад есть чудовищное, вопиющее противоречие Христу, несущему в мир любовь и прощение. Он — уступка древнейшим, неизживаемым очагам нашей психики. Ада нет только в религиях тех народов, где нет могучих проявлений воли, где люди устали желать справедливости.

Мы не воспринимаем мир как набор материальных предметов. Мы «сводим с ним счёты», обмениваемся пощёчинами и ударами, ссоримся и миримся, как с реальным существом, хотя и продолжаем обитать внутри него. Для нас он огромное живое тело, с которым мы от рождения ведём непрерывный диалог. Наша реплика — это наш поступок. Ответ мира — это наша судьба, то, как жизнь обошлась с нами. Соответствие вопроса и ответа на социальном языке и называется справедливостью. Без этой идеи любая религия была бы неполна и перестала бы удовлетворять запросы сердца, обрекла бы себя на саморазрушение.

Можно сказать и так: нам неизвестно, состоится ли Страшный суд, и если да, то по каким принципам он будет происходить. Но от идеи Страшного суда нам, людям, никуда не деться. Она, как воздух, будет заполнять мельчайшие лагуны нашего сознания. Мы будет жадно хотеть такого суда, вновь и вновь рисовать его картины при виде каждой неискуплённой слезинки, каждого безнаказанного глумления над правдой. И впрямь: один ишачил до ломоты всю жизнь, а блага другие получили. Мы жертвовали здоровьем ради страны, а нас бросили на произвол судьбы, назвав наш подвиг чьей-то ошибкой...

Всякий раз у нас возникает искушение взять реванш, отплатить. Мир, которому наплевать на безвинно осуждённых, на поруганных героев, обречён выносить от наиболее пассионарных из них периодические удары. Если общество не в состоянии оценить наш труд или подвиг, то мы по-крайней мере можем заставить его страдать так же, как в своё время страдали сами ради других, плюнувших нам в лицо.

Вот он, мотив «одиноких мстителей», который из века в век возрождается и в жизни, и в литературе. Если бы Монте-Кристо простил Данглара, Фернана и прочих и принялся молиться за спасение их душ, мы, вероятно, попросту отложили бы книгу. Мы можем бесконечно преклоняться перед самоотречением, относиться к нему с трепетом и любовью как к чему-то неземному и недоступному нам, но уважать мы его не можем. Уважение всегда питается родовой честью. Оно возникает только там, где мы соответствуем требованиям Рода, а Род всегда жил по законам меры, когда ничто не забывается и на каждое действие находится симметричный ответ.

Увы, данный принцип больше царит в нашем сознании, нежели властвует в реальной жизни, где поднявший руку на погубившего его подлеца сам оказывается за решёткой или с банальным стилетом под рёбрами, и на этом занавес благополучно опускается. Как говорится, что дозволено Юпитеру... Каждый из нас в глубине души сознаёт, что Данглары и Вильфоры под разными масками будут вечно пить кровь из честных праведников, доводя их до самоубийства. Что ничто не изменится до тех пор, пока живо человечество, пока наше Солнце не погаснет и вместо него не зажжётся зелёное или голубое.

Наша страсть к романам типа «Граф Монте-Кристо» сродни притяжению к сказкам из «Тысячи и одной ночи», о которых замечательный переводчик Б.Грифцов верно сказал: «Не фантастически богатый Восток породил сказку, а восточная пустыня и сознание, что не уйти от этой пустыни и не спасись от своей бедности... Что бедняк всегда останется бедняком, трава не поёт, покойники не оживают, зёрна не превращаются в жемчуг, падчерица не становится царевной».

Вот так. Всё происходит по контрасту: мы рвёмся к тому, чем обделены в жизни, чего почти не бывает. Если некрасивы, обожаем читать про красавцев (или писать о них, как Стендаль), бедны — будем жадно глотать книжки про сыплющих деньгами нуворишей. Но уж справедливостью каждый из нас считает себя обделённым независимо ни от чего! Поэтому роман на эту тему покрывает все наши запросы — и настоящие, и будущие. Эта тема — пересечение всех земных тем. Страсть, являющаяся равнодействующей сотен и тысяч кипящих внутри нас страстей. Все войны, любови и бытовые дрязги сводятся в конечном счёте к тому, что что-либо по отношению к кому-то (человеку, стране) совершилось несправедливо и нуждается в поправке.

Вот и «Монте-Кристо»... Мы хоть на миг, но испытали покой, видя счастливую улыбку добряка Морреля и бездны, в которые раз за разом проваливаются его антиподы. Роман хоть ненадолго, но выпустил из нас пар, а значит, можно продолжать жить дальше. Наверное, в этом частично и состоит задача литературы — вовремя подставлять нам, читающим, локоток. Убеждать в том, во что мы давно не верим, но чего так отчаянно, до невозможности хотим.

Виталий ПЕТУШКОВ
http://www.litrossia.ru/archive/103/criticism/2403.php

 Отправлено: 06.08.09 13:03. Заголовок: Всем Большущее спаси..

Всем Большущее спасибо!

 Отправлено: 06.08.09 13:24. Заголовок: Прошу прощения.(Можн..

Прошу прощения.(Можно вопрос?)Кадрусс ведь тоже учавствовал в заговоре против Эдмона, почему Монте-Кристо не отомстил ему?

 Отправлено: 12.08.09 23:20. Заголовок: Gaide15 пишет: Кадр..

Gaide15 пишет:

цитата:

Кадрусс ведь тоже учавствовал в заговоре против Эдмона, почему Монте-Кристо не отомстил ему?

А как же история с перстнем и плачевные последствия этой истории для Кадруса?

 Отправлено: 13.08.09 20:25. Заголовок: Кадрусса он скорее и..

Кадрусса он скорее испытал, но этот фрукт сам себя наказал. Тут уж как водится.
Марсель
Спасибо за чудесную статью!

 Отправлено: 13.08.09 20:25. Заголовок: Я хотела бы узнать в..

Я хотела бы узнать вот что. Существовал ли реальный прототип у Гайде? Была ли дочь у исторического Али-паши? И если да, то что с ней стало в реальной жизни?

 Отправлено: 13.08.09 21:07. Заголовок: Я хотела бы узнать в..

цитата:

Я хотела бы узнать вот что. Существовал ли реальный прототип у Гайде?

Никогда не задумывался над этим вопросом.
Мне кажется, что ее роль в романе является только как связующее звено чтобы увязать и выявить недостающие события.

 Отправлено: 05.09.09 15:26. Заголовок: В школе задали вопрос...

В школе задали вопрос:

Каким образом Граф Монте-Кристо наказал одгого из своиз врагов?
Помогите пожалуйста.

 Отправлено: 25.09.09 18:08. Заголовок: Timur Какой персона..

Timur
Какой "враг" вас интересует?
И на будущее - пишите текст не в заголовке, а в самом сообщении!

 Отправлено: 03.01.11 00:26. Заголовок: Театр графа де Монте-Кристо

Есть одна странная особенность, которая роднит, два, казалось бы, таких разнородных произведения мировой словесности, как пьеса Шекспира «Гамлет» и роман Дюма о графе Монте-Кристо. Эта особенность, точнее, этот жанр принято называть театром одного актёра, или, если угодно, театром одного режиссёра. И оба эти актёры и режиссеры – не Шекспир и Дюма, а их персонажи. И граф де Монте-Кристо, и принц датский отравлены местью. Местью, казалось бы, справедливой, вызывающей сочувствие у сентиментального читателя. Однако месть сама по себе – штука некрасивая, уверен, неблагородная – мстя, ты как бы примеряешь на себя доспехи Господа Бога, которому одному на роду написано заниматься священным возмездием. Да и то Господь, кажется, не выказывает никакого рвения и усердия в этой возложенной на него задаче. И есть отчего!

И оба наши героя, наверное, чтобы им не было так скучно и противно заниматься не человеческим делом, превращают месть в некий грандиозный спектакль, в настоящее произведение искусства, проявляя себя незаурядными режиссёрами.

Как это кощунственно ни прозвучит по отношению к нашему Господу, случаются судьбы людские, по отношению к которым провисеть пару часов на кресте кажется сущим пустяком. Этих людей распинали, пусть и в переносном смысле, подольше и побольнее. Я знал нескольких таких людей в жизни. Что же касается литературных персонажей, то одним из таких людей, является, без сомнения, Эдмон Дантес, граф де Монте-Кристо.

Было бы странно, если бы человек, облыжно приговорённый к пожизненному заключению и чудом бежавший из тюрьмы спустя четырнадцать лет, не попытался бы отомстить людям, благодаря которым он оказался в столь незавидном положении. Граф логично предположил, что эти люди за годы его отсутствия ещё чем-нибудь себя запятнали. Редкий человек, совершивший безнаказанно злодейство, воздержится от его повторения. Подонки не могут в одночасье сделаться благородными людьми. Каково же было его удивление, когда он узнал, что все эти люди перебрались в столицу и стали там известными и уважаемыми людьми! Что-то здесь не так, подумал граф.
И начал своё расследование.

Мне кажется, что Эдмон Дантес мстит не потому, что он мстителен по природе. Он мстит именно потому, что Бог медлит с воздаянием. Если бы палачи его молодой жизни были как-то наказаны, если бы они влачили жалкое существование, перебивались с хлеба на воду, он, может быть, и не вспомнил бы о своей благородной мести. Но они вознеслись в общественном положении. Таким образом, справедливость была попрана дважды. И граф начинает действовать. Но как разорить преуспевающего банкира, поколебать позиции королевского прокурора, доказать, что пэр Франции – отпетый негодяй? И тут на помощь графу де Монте-Кристо приходит Его Величество Театр. Он разыгрывает спектакль, где его противникам заранее уготованы роли жертв.

Благородно ли мстить? Вопрос риторический. Мстители, как правило, им не задаются. Месть, как медленный яд, настолько глубоко проникает в их сознание, что жизнь, лишённая мести, становится для них бессмысленной. Месть бывает маленькой и великой, полной и неполной, справедливой и несправедливой. По характеру мести можно вычислить масштаб личности мстителя. Больше всего симпатий вызывает месть отчаянья, когда у человека отобрано всё до последней нитки, и у него просто не остаётся ничего другого, кроме ярости.

Случай с графом де Монте-Кристо не вписывается в стандартные каноны возмездия. Казалось бы, ему уже воздалось за лишения и страдания свалившимся с неба богатством. Но ему этого мало: горечь душевных потерь не компенсировать никаким золотом! А потом, мне кажется, любовь, если она - настоящая и не реализованная, всегда стремится к самосвершению, хотя и прекрасно понимает, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку. И, я уверен, джинна мщения граф выпустил из бутылки именно тогда, когда подумал о возвращении себе любви Мерседес.

Граф, режиссёр-постановщик своей пьесы, продумал все делали до мелочей. Может быть, только его дуэль с Альбером не была заранее предусмотрена сценарием. И только одну вещь граф не мог знать заранее: как отреагирует на его авторский театр, на его чудесное воскрешение из мёртвых потерянная, но пока ещё бессмертная возлюбленная.

Тема прижизненного "воскрешения" героя - одна из самых благодатных, востребованных и величественных тем в мировой литературе. Умерев, герой инкогнито начинает новую жизнь, меняет имя, облик - и, наконец, не узнанный никем, возвращается в поле зрения своей возлюбленной… И та начинает терзаться проклятым вопросом: он - или не он? В сущности, на этом держится сюжет знаменитого романа Этель Войнич "Овод". Мелодрама? Да, но эта мелодрама - очень высокого полёта. Всё дело в том, что герои "умирают" вынужденно, под давлением несчастливых обстоятельств. То есть их "смерть" театром как раз и не является.

Эдмон Дантес, граф де Монте-Кристо, почему-то вызывает у нас больше симпатии, чем датский принц. Почему? Наверное, не в последнюю очередь потому, что Гамлет начинает свою месть с грубейшей ошибки. Он "путает" Клавдия с Полонием. Из-за того, что он убил неповинного человека, и начинается трагическая бессмысленность вереницы последующих событий. И, конечно, Гамлет был бы нам гораздо симпатичнее, если бы он действительно любил Офелию.

В детстве я никак не мог понять, почему лучшие русские поэты, начиная с Пушкина и кончая Мариной Цветаевой, пишут панегирики Наполеону Бонапарту. "С ума там они, что ли, все посходили? Ведь этот человек топтал нашу землю, убивал наших людей… Так недолго и до восхищения Адольфом Гитлером дойти!" - в священном ужасе недоумевал я. Позже я понял, что Наполеон-полководец оказался велик тем, что не воевал с мирным населением. Примерно так же были обескуражены посланники НАТО в Грузии, когда неожиданно для себя обнаружили, что Россия действительно не бомбила там гражданские объекты. В таком "грязном" деле чести, как месть, графу де Монте-Кристо удалось остаться фактически незапятнанным. "Такое невозможно!" - возразите вы. И, конечно, будете правы. Граф внёс сумятицу и разрушил устоявшиеся семьи. Семьи своих врагов. Ничто не мешает законченному негодяю быть в то же время "истинным арийцем" и прекрасным семьянином. Но, наверное, это слишком небольшая плата за столь грандиозное представление!

Мы сочувствуем графу, потому что его победа оказалась пирровой. Если бы месть не состоялась, но ему удалось бы воссоединиться с Мерседес, никто бы не жалел о несостоявшемся воздаянии. Но этого не произошло. Что же заставляет нас с трепетом думать о том, что, может быть, где-то в пыльных французских архивах затерялся третий том бессмертного романа, в котором герои, невзирая ни на что, соединяют свои жизни? Мы не хотим поверить в то, что любовь с большой буквы может сложить голову под напором времени и обстоятельств. Уединение и душевная пустота должны, в конце концов, вернуть героев друг другу. Вот увидите, они ещё встретятся! И, может быть, уже под другими именами.

Александр Карпенко

http://www.poezia.ru/article.php?sid=60925<\/u><\/a>

 Отправлено: 10.01.11 13:53. Заголовок: Зазеркальный Карп ..

Зазеркальный Карп

Спасибо. Интересная статья.